Руки покрываются ссадинами и синяками. Лоб у Пинэтауна рассечен, и струйка алой крови сбегает по лицу. Одежда намокает. Шесты обламываются. Пускаем в дело прочные доски выдвижных скамеек «Витязя», но, к счастью, вал плавника внезапно оканчивается. Течение замедляется. Мгновенно ставим мачту и, взвив паруса, мчимся на освобожденном «Витязе» быстрее птицы. Вскоре появляется устье Глухой виски, где на песчаной отмели чернеют головни вчерашнего обеденного бивуака.
«Витязь» входит в протоку и с косым ветром устремляется к лагерю пастухов, который мы оставили два дня назад.
Через час на берегу виски появляются олени. Их пугают паруса «Витязя», летящие над тундрой. Причалив вельбот, выскакиваем на торфяные бугры.
Повсюду на плоской равнине острова рассыпались группы оленей. С большим интересом оглядываю в бинокль распущенный трехтысячный табун. В континентальной тундре, где нет естественных преград, такой роспуск стада означал бы тысячные потери.
На острове Седова олени, окруженные широкими водными преградами, не разбегутся. Комаров здесь почти нет, и животные мирно пасутся на тучных пастбищах, выбирая самые питательные растения. Пастухи не тревожат табун постоянными сборами, отвлекающими табун от спокойного выпаса. Надобность в движении скученного стада по маршруту отпала.
Долго стоим с Пинэтауном, любуясь спокойно разгуливающими оленями. На острове рождалась совершенная система вольного островного выпаса, избавлявшая табун от губительной эпидемии.
У Морской протоки вельбот встречают пастухи. С большим оживлением островитяне рассказывают свои новости. Вольный выпас табуна освободил пастухов. Они устроили большую охоту на гусей и организовали в узких, но глубоких внутренних протоках острова рыболовный промысел, надолго обеспечив бригаду продовольствием.
Пастухи были уверены, что осенью переправят на берег Восточной тундры оленей необычайной упитанности и получат переходящее красное знамя.
Теперь мы с Пинэтауном можем спокойно пуститься в опасный рейс в бухту Баранова на поиски Нанги и карты оленьих пастбищ Омолона.
На седьмой день после возвращения с Дальнего острова, рано утром, нас поднимают протяжные пароходные гудки. Выскакиваем из палаток. Посередине Морской протоки, почти не двигаясь, дымит морской буксирный пароход. На стальном тросе он сдерживает караван груженых барж. С мостика машут флагом, и заунывные гудки несутся над притихшей рекой, отзываясь в береговых скалах Восточной тундры.
— Людей зовет! — кричит Ромул, указывая на мелькающий флаг.
Буксир идет из Амбарчика. Что случилось у них?