— Простыли, Клеопатра Алексеевна? — участливо спросил аким, допивая кофе. — В кабинете прохладно, кондиционер, а вы раздеты. — Сбросил со стола гномов и поставил чашку. — Оденьтесь, оденьтесь. Неудобно.
Тут в дверь постучали, вошел смутившийся помощник, обнаружив шефа с всклокоченными волосами, с расстегнутой ширинкой, из которой торчал конец белой рубашки.
— Нургали Аширович… Там, этот, редактор…
— Какой редактор? Я не звал…
— Ну, которого избили. Говорит, вы вызывали.
— А-а! Да-да. Сейчас. Пусть войдет.
Козыбаев глянул в зеркало и быстро привел себя в порядок, заправился, причесался. Когда появился газетчик — был в полном ажуре. Пригласил его присесть за длинный боковой стол, сам опустился рядом.
— Как чувствуете себя, господин Курашов?
— Лучше. Спасибо.
— Да. По вашему лицу не сказать, что лучше. Вы хоть запомнили лица этих ублюдков?
— Нет.
— Особые приметы? Ну, хоть что-нибудь?
— Да нет. — развел он руками — Неожиданно произошло. Напали, избили, исчезли.
— Что творится! Как говорят — о времена, о нравы! У вас боевая газета, наверное, успели кому-то насолить. — Козыбаев поднялся и прошелся по кабинету взад, вперед. — Я возьму это дело на контроль. Но и вы тоже, знаете — поосторожней. Считайте, вам сделали предупреждение. Ну, бандитизм, ну бандитизм! Этого я так не оставлю. Конечно, вы поливаете и меня грязью, но пусть на вашей совести все и останется.
— Мы даем объективную информацию, ничего не выдумывая.
— Ладно вам! Вся эта объективность от оппозиционности! Кто этого не понимает? Но я одинаково отношусь ко всем журналистам, и своим, и оппозиционным. По-демократичному.
И опять под столом послышался шорох, оголенная Мурка выглядывала из-под тумбы — два длинных клыка блеснули в солнечном кабинете. Козыбаев испуганно, ногой задвинул её обратно под стол, и щелчком, будто сбивая пылинку, ударил пальцем по ногам зеленому человечку. Колпак от удара подскочил, и он, кувыркаясь, отлетел к другому гномику. Там, потирая ушибленное колено — состроил рожицу и показал городскому голове кулак.
— Извините. — виновато сказал Козыбаев редактору.
— Не за что. — удивился он.
— Наверное, считаете меня странным?
— Почему? Хотя, все люди со странностями. Но вообще — человек вы интересный. Не каждый решится в самолете дать отпор террористам. Это и в правду героическим поступком можно назвать.
— Н-да? Ну и пишите об этом.
— Сколько же об этом писать? — опять удивился Курашов. — Событие перестало быть сенсацией. Полгода вы не сходили со страниц газет.
— Вы пишете только сенсации…
— Специфика нашего цеха. Издержки производства. Но все же не только сенсации нас интересуют. Не обижайтесь, но если акимат нарушает закон «О языках», то, что делать остальным? И так во всем.