В общем, ученик идеальный, и характер бойцовский: этакое, знаете, маленькое, но упрямое, отважное сердце…
В любом поединке есть одна особенность: можно знать весь арсенал приемов, быть реактивным — и не побеждать. Потому что главное — это угадать ход партнера, выбрать контрприем и упредить. Та же шахматная игра, только «блиц»: ходы обдумываются в доли секунды, и побеждает тот, у кого компьютер в голове быстрей считает.
Я иногда устраивал с ребятами возню: чтобы по-двое, по-трое нападали на меня, — и смотрю: там, где Леня — напор сильнее. А потом и одного против себя ставить стал, и я, взрослый, тренированный, не могу с этим заморышем справиться: словно в смерч попадаю — он кругом! Победить еще не может — но и не дается.
Я его, знаете, просто полюбил.
Вообще-то учителю нельзя иметь любимцев. Ну, не можешь любить всех — тогда люби хотя бы худших: во всяком случае, это морально оправдано. Но с ним у меня была тончайшая духовная связь — без слов, без взглядов: я всегда чувствовал ее, и он, несомненно — тоже.
А Система работала: уже должно было состояться зональное юношеское первенство, уже давят: давай выставляй команду; где график подготовки, какие призовые места взять собираетесь?.. Обычная чиновная рутина: планы, отчетность…
Подобрал команду, начал тренировать. И чистым бриллиантом в ней был Леня.
И тут я совершил несколько ошибок. Я подпал под влияние этой рутины, я нарушил не только свои принципы, но и классические заповеди каратэ. Я забыл, что передо мной всего лишь подростки, дети улицы. Мне нужны были их тела, их мышцы, связки, рефлексы; я принялся делать из них роботов, упустив души; я поддался давлению этого монстра — европейского спорта, где душа ненужный придаток, который мешает телу быть совершенным.
Я уж говорил, что в традиционном каратэ есть правило: ученик молчит. Больно — молчи. Хочешь спросить — молчи. Несправедливость? Нет, источник доверия: учитель должен уметь прочесть молчание!.. Но это и источник самодисциплины тоже: если ты научился молчать хотя бы два часа — у тебя есть возможность подумать, а когда хорошо подумаешь — может, и спрашивать уже не надо?
Пробовал я с ними и этакую синкретику из йоги, из даосизма, цзэна: правильно дышать, уметь управлять телом как инструментом воли, уметь насладиться глотком воздуха, воды, коркой хлеба — как сладчайшим даром природы, когда и яд становится нектаром; уметь отдыхать в позе лотоса, рыбы, змеи: принял позу — и думай себе о цветочных лугах, о голубом небе, о красоте добра. О Боге я, разумеется, поминать не смел — я еще вполне советским тогда был, но все же учил думать. Думать о возвышенном, о прекрасном и любить это все без корысти. И только на один вид борьбы наставлял: на борьбу со злом.