Но отец был неумолим. Мне пришлось идти. Когда я взглянула на Ани, у нее не хватило гражданского мужества ответить мне взглядом, и она предпочла спрятать лицо на груди своего отца.
На другой день у нас в доме происходило совещание. Говорил больше всего отец. Бабушка и тетя Муся слушали. И я слушала тоже, сидя как к смерти приговоренная на знаменитом клеенчатом диване в кабинете отца, куда меня позвали в то утро.
— Это уже слишком, это переходит всякие границы, — вырвалось у моего взволнованного не на шутку папочки, — в прошлый раз лодку перевернула, на пруду шалила, вчера в лес убежала без спроса под проливным дождем. Нет возможности доглядеть за нею.
Необходимо пригласить в дом бонну или гувернантку. Положительно, необходимо. И не мямлю какуюнибудь, а строгую взыскательную гувернантку, которая бы взяла хорошенечко в руки Люсю и отучила ее раз и навсегда от ее проказ.
— Верно, верно, Сергей, подхватила и тетя Муся, бросая на меня уничтожающий взгляд. — Сегодня же напишу в Петербург кой-кому из знакомых и пошлю публикации в газеты. Положительно невозможно больше терпеть такие неприятности. От нее ведь смотреть на графа стыдно было вчера. Эта Ани такой цветок, хрупкий и воздушный, а тут наша с ее манерами и замашками уличного мальчугана! Так и вовсе можно было напугать графинюшку.
— Ну, положим, не очень-то напугаешь твою графинюшку, матушка, — неожиданно вступилась за меня бабушка: — небось, нашей Люсеньке несколько очков по шалостям то да проказам вперед даст. Воля ваша, не нравятся мне она что-то. Детского в ней мало. Ну вот, словно кукла французская, так вся на пружинах и ходит. Я уверена, что она Люсеньку скорее испортит, а не Люся ее.
— Все это пустое, мамаша, и дело от этого не меняется, кто портит кого, Люся ли Ани или Ани Люсю, нам трудно разобраться. Люся добрая девочка, но шалунья непозволительная, и гувернантка ей необходима. Гувернантка или бонна — все равно, только я больше дня не позволю бегать ей одной на свободе! — самым решительным образом сказал отец.
Потом меня выслали из комнаты и дальнейшее совещание продолжалось уже при закрытых дверях. О результате его я узнала в тот же день за обедом.
Решено было пригласить ко мне в самом непродолжительном времени новую наставницу. Так постановила домашняя конференция и этого решения бедная Люся уже ни коим образом не могла изменить.
Новая гувернантка являлась теперь фактом, почти свершившимся.
Бедная Люся! Прошла твоя волюшка! Исчезла желанная свобода раз и навсегда. Мне представлялось почему-то новая гувернантка в образе старой, долго не забытой мною немки Амалии, прожившей у нас всего только один день. Ясно и подробно выплывал из недавнего прошлого ее непривлекательный образ, с длинным носом, в клетчатом платке с жиденькой косичкой на голове. И бедное маленькое сердечко билось, билось…