если эта спятившая девка не упрямится и не ударится в бегство в следующие секунд тридцать, она будет выглядеть как выброшенная из быстроидущего вагона.
– Я должен выпороть тебя, – сказал он, – очень сожалею, девочка.
Да, он и раньше видел эту смесь страха и агрессивности. Но сейчас это впервые обращалось к нему.
– Убери эту штуку, – сказала она. – Я должна ехать в О'Хара как можно быстрее.
Ты здесь. Том? А?
Он отбросил эту мысль. Полоска кожи, которая когда-то была ремнем, медленно раскачивалась перед ним, как маятник. Его глаза вспыхнули, а затем задержались на ее лице.
– Послушай меня. Том. В моем родном городе опять беда. Очень большая беда. Тогда у меня был приятель. И думаю, он мог бы стать моим другом, если бы не разница в возрасте. Ему было всего одиннадцать лет и он страшно заикался. Сейчас он новеллист. Я думаю, ты даже читал одну из его книг... «Черные пороги»?
Она искала его лицо, но его лицо было бесстрастно. Был только ремень, маятником качающийся взад-вперед, взад-вперед. Он стоял, слегка склонив голову и расставив ноги. Потом она пробежала рукой по своим волосам – встревоженно – как будто озабочена множеством важных вещей и как будто просто не замечала ремня, засевший в нем, страшный вопрос снова всплыл в его голове: Ты там?
Ты уверен?
– Та книга неделями лежала здесь, но я никогда не видела связи.
Может, я бы заметила какую-то связь, но мы все сейчас старше, и я просто давным давно не думала о Дерри. Словом, у Билла был брат, Джордж, и Джорджа убили перед тем, как я по-настоящему узнала Билла. Он был убит. И затем, на следующее лето...
Но Том достаточно наслушался ереси отовсюду. Он близко подошел к ней, отведя правую руку, как человек, собирающийся бросить копье. Ремень просвистел в воздухе. При его приближении Беверли пыталась было ускользнуть, но ее правое плечо ударилось о дверь ванной комнаты, и прозвучал сочный удар; ремень пришелся по ее левому предплечью, оставив красную полосу.
– Буду пороть тебя, – повторил Том. Голос у него был спокойный, в нем даже слышалось сожаление, но его зубы оскалились в белую ледяную улыбку. Он хотел видеть тот ее взгляд, взгляд, полный страха, ужаса и стыда, тот взгляд который говорил: «Да, ты прав, я заслуживала это», тот взгляд, который говорил: «Да, ты здесь, да, я чувствую твое присутствие». Затем могла прийти любовь, и все бы образовалось, потому что он как-никак любил ее. Они могли бы даже, если бы она захотела, подискутировать о том, кто и зачем звонил. Но это должно было прийти позже. Сейчас обучение в самом разгаре. Как всегда. Сначала пороть – раз, потом иметь, – два.