— Очень хорошо, — с заметным облегчением кивнул капитан.
Магеррам шаркающими шажками подошел к Гаранфил, скорбно глазами, полными слез, огладил ее чуть примятое лицо, заплетенные в две косички волосы…
— Ну… смотри за детьми. Себя береги. Не бойся это какая-то ошибка. Выяснится, через день-два буду дома.
Она было потянулась к нему, но он резко отвернулся и вышел из комнаты, сопровождаемый работниками милиции.
Хлопнула калитка, приглушенно заурчал мотор, вдоль соседних заборов скользнул и исчез свет фар.
В распахнутую дверь тянуло сквозняком, хлопала форточка на кухне, а Гаранфил все стояла босая посреди комнаты, не в силах вырваться из оцепенения, двинуться с места. Может быть, слезы принесли бы ей облегчение, но слез не было. Казалось, сама тишина сдавила ее осязаемой, тяжелой массой.
Едва передвигая ноги, добралась до выключателя, погасила свет, и сразу стало заметно, как за окнами сереет утро. Съежившись на диване, Гаранфил поискала взглядом луну — нет, не было в небе подруги ее сокровенных тайн. Ничего не было. Никого не было. Одиночество, тишина, будто она одна в мире. Впервые в жизни одна.
Подождала еще немного — часы пробили семь раз — и набрала телефон матери.
— Слушаю, кто говорит? — тут же шепотом отозвалась Бильгеис, значит, дети еще спали, а она не сомкнула глаз у телефона. — Слушаю.
— Ма-ма-а-а, — сказала Гаранфил и расплакалась наконец. — Мама, отведи Солмаз в школу и ко мне с детьми… Поживешь здесь.
Теперь на том конце провода всплакнула Бильгеис: все поняла, обо всем догадалась.
— Хорошо, Гаранфил. Жди нас. Я приду. Выпей что-нибудь, успокойся. Она помолчала, прислушиваясь к вздохам и всхлипам дочери. — Дети еще вчера просили котлеты. — И уже в сторону: — Да, с мамой говорю. Одевайся, Солмаз, буди братьев. Сейчас дам молоко. Ну как, кончила ты уборку, Гаранфил? Посушила ковры? Посыпала нафталином? Спрятала? И посуду спрятала, чтоб не пылилась?
Гаранфил, слушая, кивала, как будто мать была здесь, рядом, ее терпеливая хлопотунья, заранее обо всем подумавшая, — как она хитро готовила детвору к переменам в квартире. Она, Гаранфил, даже не подумала об этом, а ведь Солмаз уже во второй класс пошла… Обязательно спросит, где ковры и почему ее куклы сидят на пианино.
— Да, я поняла, мама. Приходите скорей. Скажи, сделаю, сделаю котлеты.
Она положила трубку и поплелась на кухню. За окном, выходящим в сад, вовсю щебетали птицы, на опрокинутом ведре после ночных дуэлей деловито умывался огромный, похожий на маленького тигра, кот. Щурясь на весеннем солнце, он до блеска вылизывал шерстку, оглаживал усы. И еще что-то толкнулось в сердце ее, она даже не сразу поняла что… Этой ночью зацвела алыча и на ветру белоснежными густыми соцветьями, белым облачком колыхалась в глубине сада.