Это вопрос о «первопричине» технологии. Не кроются ли ее источники в военных конфликтах? Печально известно ускоряющее действие войн как двигателей техноэволюции. С течением столетий военная техника утрачивает свой характер изолированной ветви общего потока науки и становится универсальной. В то время как баллисты и тараны были исключительно военными орудиями, порох уже мог служить промышленности (например, в горном деле); в еще большей мере это относится к технике транспорта, так как нет такого транспортного средства – от колесного экипажа до ракеты, – которое после соответствующих модификаций не могло бы быть применено в мирных целях. В атомной технике, кибернетике, астронавтике мы наблюдаем уже полное сращение военных и мирных возможностей.
Однако воинственные наклонности человека нельзя считать двигателем технологической эволюции. Как правило, они ускоряли ее темп; они приводили к широкому использованию запасов теоретического знания своего времени. Но нужно отличать ускоряющий фактор от инициирующего. Все орудия войны обязаны своим возникновением физике Галилея и Эйнштейна, химии XVIII-XIX веков, термодинамике, оптике и атомной физике, но доискиваться военных истоков этих теоретических дисциплин было бы нонсенсом. Несомненно, можно ускорить или замедлить бег уже пущенной в ход техноэволюции. Американцы решили вложить 20 миллиардов долларов в программу высадки своих людей на Луне около 1969 года. Согласись они отодвинуть этот срок лет на двадцать, реализация программы «Аполлон», несомненно, обошлась бы им гораздо дешевле, потому что примитивная – из-за своей молодости – технология поглощает непропорционально большие средства по сравнению с теми, которых требует достижение аналогичной цели в эпоху зрелости.
Если бы, однако, американцы пошли на расходы не в 20, а в 200 миллиардов долларов, они все равно не высадились бы на Луне через шесть месяцев, так же как никакие сверхмиллиардные затраты не помогли бы осуществить в ближайшие годы полет к звездам. Иначе говоря, вкладывая большие средства и концентрируя усилия, можно достичь потолка темпов техноэволюции, после чего дальнейшие вложения уже не дадут никакого эффекта. Это – почти очевидное – утверждение совпадает с аналогичной закономерностью биоэволюции. Для нее также существует максимальный темп развития, который не удается превысить ни при каких обстоятельствах.
Но мы ставим вопрос о «первопричине», а не о максимально возможном темпе уже идущего технологического процесса. Попытка постичь праистоки технологии – занятие, способное породить отчаяние, путешествие в глубь истории, которая лишь регистрирует факты, но не объясняет их причин. Почему это огромное древо техноэволюции, корни которого уходят, наверное, в последний ледниковый период, а крона затерялась в грядущих тысячелетиях, древо, возникающее на ранних стадиях цивилизации, и в палеолите и в неолите более или менее одинаковое на всем земном шаре, свой подлинный мощный расцвет переживает именно в пределах Европы?