И только когда вдали поднялась полуденная зарница и стали вспухать облака пороховых разрывов, Бороздин велел брать орудия в передки. Наступала пора преследования.
Роль собирателя лавров в этом странном сражении выпала пехоте, которая подошла к месту боя, когда строй неприятеля уже рухнул, и оставалось только решительным рывком закрепить успех, не дать датчанам собраться с силами. Свою роль сыграло и то, что наиболее стойкая часть их армии, гренадерский корпус, вокруг которого обычно формировались разбитые части при неудачах, был полностью уничтожен.
Побежденным оказалось не за что зацепиться, а совершенно свежие русские каре быстрым шагом продвигались вперед, не останавливаясь для ружейного огня, а просто расчищая, где надо, дорогу штыками. И только когда закат и гудящие ноги русских солдат стали обещать отступающим передышку, генерал-аншеф Чернышев бросил вперед двадцать эскадронов легкой конницы.
Баглир метался по полю боя, и везде, где он появлялся, палаши и штыки миновали тех, кто бросил оружие. Рядом с ним болтался молчаливый Мирович, тоже поместившийся в "глаз бури". Даже палаш в ножны спрятал.
— Ты все слышал? Ну и как?
— По-моему, граф поэт. Настолько сильный, что стал почти волшебником. А значит, нас ждет много галантно пролитой крови. А сейчас были только первые капли. Поэты, воплощающие свои мечты, очень кровожадны. Сужу по себе.
— А я? Я тоже — поэт?
— Нет, эччеленца. По-моему, вы это уже переросли.
А потом был какой-то хутор, судя по карте — уже в Ютландии, колодец с воротом, старательно моющий голову в холодной воде Мирович. Испуганные взгляды хозяев. И правда, если русские выглядят, как гиены после завтрака антилопой, с зубастыми мордами в слипшейся от крови шерсти, то, может, и детей едят? В старых летописях им и не такое приписывалось. А вдруг это правда?
— Господа казаки?
— Нет, — отфыркивается Мирович, — господа кирасиры… А казаки все зеленые и с вот такими большими зубами… И глаза маленькие и красные. А еще у нас есть башкиры, калмыки, киргизы. Тоже — чудо, как хороши. Но мы их с собой не взяли. Далеко тащить.
Его понимали, как понимали соседей-немцев. И ему верили. А как не верить, если самый настоящий псоглавец в офицерском мундире сам мыл и чистил свою белую лошадь, а потом отпаривал и распутывал свои слипшиеся перья? И только потом, напялив новый мундир, пошел к командующему армией.
Чернышев квартировал в таком же домишке неподалеку. Встретил — без парика, всклокоченный. Завел внутрь, показал охапку датских знамен. По многим успели пройтись сапогами и копытами, но потом, конечно, подобрали.