На руку Вергельду сейчас играл и тот факт, что экипаж самолета всегда — всегда ночевал на борту. Он организовал своих людей так, чтобы они могли ответить на любой выпад, а он мог покинуть страну в любую минуту. Жаль или нет, что эта минута настала?
Нет. Он даже покачал головой. Нисколько не жаль. Он, если положить руку на сердце, задержался здесь неоправданно долго.
«Уходим, уходим, уходим…» В этом мире еще остались страны, где можно развернуться.
Он знал, что бросит под нос, а потом повторит вслух, но уже на борту самолета, когда ступит на летное поле: «Пора строить новый аэродром». И эта мысль воодушевила его, придала сил.
Он вынул нож и, разрезав стенку палатки, выбрался наружу. Он уходил налегке. Самое ценное, что он мог оставить здесь, — это воспоминания.
Минуту назад он связался по радио с первым пилотом и бодрым голосом сообщил:
— Мы улетаем.
Летчик не стал маскировать хриплый со сна голос и здоровую каплю недовольства:
— Так рано?
Вергельд задиристо рассмеялся.
Он оставлял здесь даже то, о чем не помнил или предпочитал забыть, как бы странно это ни прозвучало. Он научился это делать. В противном случае его до конца жизни преследовали бы призраки — сотни призраков людей, у которых он отнял детей. Просто он не считал их за людей.
Лагерь представлял собой военизированную площадку, и на ней не хватало разве что вертолета. Вот тогда картина полевого лагеря была бы законченной. Но стоило взгляду проникнуть за живую изгородь, как картина теряла реальные черты, погружая наблюдателя в мир контрастов: ухабистая, извивающаяся по высохшему руслу реки дорога — и идеально ровная взлетно-посадочная полоса со светосигнальным оборудованием; военные палатки с маскировочными сетками в проходах между ними — и модерновое здание диспетчерской службы. Нечем было оттенить только дальнемагистральный самолет «Ди-Си»-8-72 — модификация «шестьдесят второго» «Дугласа». Это был уникальный в своем роде самолет, последний, сошедший с «воздушных стапелей» в апреле 1986 года, после чего фирма была ликвидирована. Вергельд выкупил этот самолет, который годился как для пассажирских перевозок — до тридцати пяти человек, так и для грузовых — объем багажника составлял семьдесят кубических метров. И все это при длине салона в сорок два метра. Если и была душа у этого самолета, то — белоснежного лебедя, некогда жившего на этом озере.
Живнов не просто так вспомнил о вертолете. Четыре дня назад он стал свидетелем того, как встречают на этом аэродроме двойного назначения генерала в форме ВВС. Казалось, по коротенькому трапу приземлившегося вертолета спускается воскресший идол: черное лицо, черные очки, синий берет, коричневая сигара в лиловых губах. Белые — ничего, а вот чернокожая составляющая отряда — в основном маба — застыла в позе дикаря, приставившего копье к ноге. Затем появился Вергельд — как всегда, не уделивший одежде особого внимания: камуфлированные брюки, майка и знакомый уже гражданский пиджак. Не он сделал к высокому гостю последний шаг, поскольку был хозяином этих мест, а генерал. Прилетел он с пустыми руками, а обратно на борт вертолета поднялся с серебристым чемоданчиком. И постоянно фоном служили не меньше сорока вооруженных человек; кое-кто из боевиков носил бандану, кто-то отдавал предпочтение панамам. Жизнь кипела — не показательно, как это бывает перед высокими гостями, а натурально, без швов. Подъехал микроавтобус с наглухо забранными окнами, рядом затормозила, взбивая пыль, четверка джипов. Пулеметчики отпустили оружие, заставив скрипнуть турели. К автобусу поспешили рабочие, чтобы выгрузить продукты, доставленные из пригорода Абеше, и новые корзинки.