Он рассмеялся. И не дал раскормленному вождю раскрыть рта. Он вскинул руку с пистолетом и нажал на спусковой крючок. Такая маленькая пуля, подумал он, остановила борова весом далеко за центнер. Пуля попала вождю в левую половину груди, и он резко осел, как будто напоролся на стену… толщиной в молекулу. Не больше, если раскатать десятиграммовую пулю в щит размером метр на два.
Вергельд подошел к нему и толкнул ногой в плечо. Потом поставил ногу на грудь вождю.
— Я оставляю тебя таким, каким увидел много лет назад: еле живого.
Дефицит времени не позволил Вергельду разразиться по обыкновению пылкой обвинительной речью и оставил его при своих манерах: он не стал добивать смертельно раненного, точно зная, сколько тому отпущено: двадцать, от силы тридцать минут.
Пока он разбирался с вождем, его люди построили детей в ряд, Вергельду оставалось только отдать команду: «Вперед!»
Он в последний — действительно в последний — раз бросил взгляд на центральную улочку поселка, напоминающего марокканское поселение своим уютом и чистотой. Он покидал свою стройплощадку: многое еще осталось недоделанным.
Нико шел на звуки выстрелов, гоня прочь мысль о том, что его заманивают в ловушку. Нет времени для такого хода; к тому же до этого нужно еще и додуматься. Он мимоходом похвалил себя, выходя на относительный простор — между пятым и шестым домом, и машинально отвергая более опасный путь — между поселком и лагерем, чтобы не оказаться между двух огней. Взгляд влево — никого. Вправо — вереница детей. Нет, не вереница, а круг. Нико скрипнул зубами: Вергельд и его люди уходили, находясь внутри живого круга, образованного парой десятков детей. Он не мог стрелять поверх детских голов. А вообще с руки из пулемета он мог только косить. А Вергельд просчитывал все на ходу. Нико стрелять не станет ни в толпу, ни выборочно. Не выстрелит он и в самолет, двигатели которого уже пробудились и наполняли окрестности воем. Самолет — это еще и ставка русских. Если они захотят остаться здесь навсегда, то могут уже сейчас разнести иллюминаторы, прострелить шасси, оперенье, двигатели. Пусть пробуют.
Жевун буквально кожей почувствовал, как давление вокруг него ослабло. Живое кольцо вокруг распалось, и он, выглянув за ограждение, увидел боевиков, отходящих к самолету. Бросил взгляд влево, используя мощь оптического прицела. Когда в оптике промелькнули детские головы, Жевун поначалу ничего не понял. Полностью разобраться ему помог сначала один взрослый, потом другой. И стало понятно, почему молчит пулемет Нико. Тот мог идти следом, не боясь выстрела противника, но опасаясь своего.