— Ну и ручищи у тебя!..
Мамбо выбила ему два зуба.
Она в очередной раз появилась в молельне, где уже горели свечи, с бумажным кулем с мукой. Как раз в это время порог перешагнули две сморщенные старухи и заняли места на крайней слева лавке. Женщины помоложе приходят обычно позже. Последними явятся мужчины.
Прихожане не жили в одном месте вроде поселка или района, но составляли религиозную общину, точнее, общество, центром которого являлся храм, где совершались ритуалы. Главного жреца называли хунган, но вот уже на протяжении сорока лет главами общин были жрицы.
Когда Мамбо внесла в храм клетку с петухом, на скамьях не было свободных мест. И она, жрица культа вуду, унаследовавшая это искусство от матери, немедленно начала службу.
Она приветствовала верующих легким полупоклоном и, раскрыв кулек, посыпала мукой пол перед столбом, начертила на земле символ, помогающий заклинать духов.
Верующие хорошо знали распорядок службы и не обращали внимание на жрицу, но с нетерпением дожидались своего часа; они лишь призвали хранителя врат в потусторонний мир: «Да распахнутся врата!»
Не прошло и четверти часа, как картина поменялась. Первыми проснулись старухи и потянулись сучковатыми руками к девушкам, зазывая их на танец. Кто-то из молодых женщин противился, кто-то сразу поддался уговорам, кого-то жадные карги подняли на ноги пинками. Барабаны били беспрестанно, под их грохот покачивались сухие тела старух, налитые — женщин. От них заразились мужчины, с воем пустившиеся в пляс.
Мамбо дала им достаточно времени, чтобы с головой окунуться в омут и там потерять разум. И она показала им, что способна управлять безумной толпой. Жрица вышла вперед с живым петухом в руке. Держа его за ноги, Мамбо махнула им влево и вправо, вперед и назад, очищая эту комнату. Все замерли в один миг; только прерывистое дыхание этого обузданного табуна выдавало горячку. Прихожане с жадностью в глазах ловили каждое движение жрицы, ждали, когда она опустит петуха на землю — точно перед начертанным на полу узором. Вот этот момент. Она положила петуха на землю и рассыпала перед ним пшено. И она, и толпа ждали, когда петух начнет клевать зерно . Они жаждали этого — потому что если он не станет клевать, жрице его придется отпустить .
«Давай, давай! — подгоняли его кровожадные взгляды. — Бери!»
Петух прошел, наступая на зерно, от стены до стены. Он походил на бойцовую птицу. Гордой походкой, высоко вскинутой головой, беспощадным взглядом он, казалось, вызвал на бой соперника. Толпа ахнула, замерла, когда петух остановился посередине магического узора, наклонил голову к полу и едва не коснулся загнутым клювом зерна. Но тут же выпрямился, раскинул крылья и под их шум громко возвестил о себе.