Эрик замер. Застыл с открытым ртом.
— Твой человечек не дает тебе свободно творить, хватает тебя за руку, — продолжал меж тем Шарц.
«Не даю тебе свихнуться», — пробормотал голос в голове.
«Человечек?»
«Сам ты человечек, я и есть ты! Не слушай этого болтуна гнома. Он и сам, должно быть, спятил, и тебя с ума сведет».
— А сейчас он тебе советует заткнуть уши! — рассмеялся Шарц. — Но я тебя, знаешь ли, не для того сюда привел, чтоб ругаться с коллегой. Костер догорает. Сейчас я вновь стану делать разные операции на отсутствующих больных, а ты… на меня ты еще насмотришься, следи пока, что делает моя тень…
И пока не погас огонь, на снегу плясала тень лекаря, черная на белом, словно безумная ожившая гравюра, исцеляя, спасая, сражаясь со смертью.
В немом восхищении Эрик смотрел на этот пронзительный танец, зная, что никогда его не забудет.
Потому что такое не забывается.
* * *
Обратный путь не занял много времени. Караульные при замковых воротах встретили их бодрым приветствием и улыбками. Меньше одной стражи прошло с момента, когда сэр доктор заглянул к своему ученику с предложением прогуляться. Меньше одной стражи и куда больше одной жизни. Замковая калитка со скрипом закрылась.
— По делу, разумеется, — шутливо отвечал наставник на расспросы караульных. — Или вы думаете, что мне по ночам заняться нечем, что я почем зря по сугробам шастаю?
— Есть, конечно, — улыбаясь, соглашались стражники. — С такой женой, да чтоб ночью заняться было нечем…
— Вот-вот, — кивал наставник. — А уж какая замечательная у меня дома подушка, вы просто не поверите! Впрочем, ночной страже о подушках рассказывать — грех великий. С меня пиво, ребята!
— Штрафное! — довольно басил начальник караула. — Так и запишем! Сэр доктор угощает всю нашу смену!
В шутливом ужасе Шарц схватился за голову. А с неба опять пошел снег.
* * *
— Пойдем, Эрик, — наконец сказал наставник, и они направились к дому.
К дому… это место надолго теперь станет его домом.
Дом. Это слово так странно ощущалось на языке, так свербело в мыслях… У Эрика никогда не было своего дома. Он спал, где положат, и ел, что дадут. Его учили, что это правильно. Что так и нужно. Что у того, кто защищает свою страну и свой народ, не может быть ничего собственного, ничего личного. Собственностью воина являются его меч и его честь. У лазутчика нет даже этого. У него нет ничего, и поэтому он непобедим.
Пока другие трясутся за свое добро, он наносит удар и побеждает. Пока воин нагибается за оброненным мечом, он наносит удар и побеждает. Там, где воин отворачивается в страхе за свою драгоценную честь, там, где воин предпочитает умереть, лишь бы не быть запятнанным, лазутчик наносит удар и побеждает.