Мы ответили одобрительным гулом. Мы были слегка разочарованы. Но ощущение того, что теперь мы можем говорить с ними на равных, придавало уверенности. Мы не могли не победить. Это был лишь вопрос времени.
Начиная с семи вечера мне непрерывно звонила Аня. Она не пыталась вернуть меня с улицы, не увещевала. Просто спрашивала, что происходит и чем все это может обернуться. Порывалась приехать, но я, гордый осознанием впервые сделанного верного шага, довольно жестко отговорил ее. Я хотел вернуться к ней победителем.
Еще раз позвонила Света. Сказала, что не пустит меня домой, если я не уйду с площади немедленно. Я сказал, что уйду не раньше, чем все это закончится. Истерика продолжилась. Она верещала: «Подумай о нас! Что ты будешь делать, когда тебя, уволят!» – еще кричала, что не пустит на порог (это было бы решение) и всякое такое, что обычно говорят жены подвыпившим и припозднившимся мужьям. Но я не был подвыпившим мужем. Мне было наплевать на ее истерику. Я не собирался возвращаться домой. Ни сегодня, ни завтра. Никогда больше. Теперь мой дом был здесь, среди этих людей. А завтра, после того как будут удовлетворены все наши требования, я уже не смогу вернуться в свою прежнюю жизнь.
Наконец толпа начала расходиться, я потерял из виду Загорецкого, бесцельно пошатался вокруг сквера и примкнул к группе, следовавшей к метро. Это были люди моего возраста, в основном банковские клерки и страховые агенты, многие из которых уже потеряли работу. Доехав с ними до «Белорусской», я, подчиняясь движению толпы, оказался в зале ожидания вокзала, заполненном такими же, как мы, забастовщиками. Из разговоров стало понятно, что они собираются выпивать здесь до утра, чтобы завтра снова выйти на улицу.
Они лежали и сидели на полу, на скамейках. Всюду стояли бутылки и пластиковые стаканы, а у входов в зал понуро дежурили милиционеры, не понимая, что со всей этой толпой делать. Посидев за бутылкой с продавцами сотовой связи, побродив вокруг лавок и пьяных компаний, надышавшись смесью пота и перегара, я вышел на улицу. Я не мог здесь оставаться.
Я достал сотовый и прочел три длинных эсэмэски от Светы. Она сменила тон. Она захлебывалась страхом. Мне вдруг стало ее нестерпимо жаль, я поймал на Тверской такси и поехал домой.
Света не ложилась. Буквально с порога она принялась душить меня в объятиях, рассказывать, как за меня переживала. Как новости медленно убивали ее, как…
Я принял душ. Я перекусил. Я провел целый час, успокаивая ее. Объясняя, что все происходящее только к лучшему. И если завтра мы покинем улицы и вернемся в конторы, то днем спустя снова окажемся там. Уже безработными. Без выходных пособий. Без прав. Без будущего.