— Я, и правда, многое придумала.
— Я так и знала! — Альма снова повисла на шее. Хорошо-то как!
Когда довольная и отдохнувшая сида ушла домой — спать, хмурый Тристан немедленно испортил сестре настроение.
— Она многое придумала, — заявил он, — вот только не так, как тебе кажется.
— То есть?
— А вот есть. Смотри: сиды не врут. Значит, история — правда.
— Выдуманная правда.
— Выдуманная правда — это враньё. Зато разговаривать загадками они умеют здорово. Так? А ещё Немайн добрая.
— Так, — девочка уже чуяла подвох. Но что ей оставалось? Закричать на брата, чтоб не смел ничего говорить, что она знать ничего не хочет? Не той она породы!
— А раз так, то вот тебе загадка: все эти штуки, колодец, маятник, подвижные стены — кто их вообще мог придумать?
— Ты плохой, — сказала Альма брату, — Майни не такая! Вот я ей расскажу, и она тебя учить не будет.
— Будет, — отрезал Тристан, — только ты лучше не говори. Тогда она решит, что я умный, и будет меня как колдуна учить. А я хочу быть рыцарем!
Лес. Суровый и вдохновенный. Прозрачный аромат смолы. Хрустящая сушь полстилки под ногами. Сида идёт! Разбегайтесь, звери — не то кабан в камышах, не то медведь не в настроении. В руке — любимый посох. Идёт, почти бежит. Как наяву бегала! Теперь и во сне… Поляна. Шелест ольхи. Тут, во сне — лето. Друиды. Жрица с золочёным серпом на поясе. Поёт. Знакомое. "Casta Diva" из «Нормы»! Подносят снопы для благословения. Та что-то делает с ними серпом. "Явись, богиня!"
— Ну, я пришла, — громко сообщила Немайн, — дальше что?
На Неметону особого внимания не обратили. Всё правильно, обряд прерывать нельзя… Но один друид обернулся. Немайн с удивлением узнала старого доброго призрака оперы.
— А ничего, — сурово пожевал тот губами, — петь тебе хочется, только всего. Это ведь страшно: обладать таким голосом — и не петь! Я композитор, мне проще: оторвите руки, ноги, фугу… носом напишу. А тут… Это ведь не просто — поток воздуха, резонатор, прочая физика. Это… Это как руки.
Так некогда в разросшихся хвощах,
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Ещё не появившиеся крылья…
— процитировала Немайн, — Прошу прощения, что не в рифму — я даже не знаю, переводили Гумилёва на немецкий или нет…
— Русский поэт? Не знаком.
— Да и не стоит уже знакомиться, пожалуй. Это в юности, когда лёгкая толика пессимизма и безнадёжности воспринимается как перчинка, Гумилёв хорош. А после тридцати — только тем, кто не вырос дальше, и не умеет грустить сам. Правда, мне подходит? Тварь скользкая… Я такая. Вылупилась из хорошего человека, как Чужой, — пригорюнилась Немайн. Ноги гудели, и она присела на случившийся кстати пенёк. Судя по шуму, с него только встал один из друидов. Как бы не вознамерился занять место обратно.