– А где этот придурок? – поинтересовалась я.
Джоан в отчаянии воздела руки, тряхнула головой, откидывая волосы, и успела злобно сверкнуть глазом, пока упавшая прядь снова не закрыла его. Я машинально сунула руку в консервную банку, стоявшую на прилавке, достала оттуда маленькую круглую резинку и, не говоря ни слова, протянула ей. Она так же машинально и также молча взяла ее, стянула хвост на затылке и призналась:
– В тюрьме.
Вот те на!
– Что?! – хрипло переспросила я. Без защитного прикрытия глаза Джоан мигали беспомощно, по-совиному. – Почему, черт возьми? Он что, растратил деньги? Изнасиловал клиентку? – гадала я. Свет моего радужного будущего мерк на глазах. «У меня достаточно свободного времени…» – звучал в ушах голос Саймона. Мое сердце сжалось. Черт бы побрал этого Спитери-младшего. В тюрьме?
– Он угнал машину, и у него нашли гашиш…
Ну, за это его, увы, не отлучат пожизненно от окантовки картин. А жаль. Я тяжело опустилась на стул.
– Господи, значит, мне придется-таки возвращаться?
Джоан заметно встревожилась.
– Да нет, зачем? – возразила она. – Я хочу сказать, что прекрасно справляюсь, и Рэг тоже. Манос, конечно, порой доставляет хлопоты, но свою работу делает. Мы можем…
– Манос?
– Сын мистера Спитери…
– Как, скажи на милость, он может делать свою работу, когда сидит в камере?
– Ох, тетушка Эм! – рассмеялась Джоан. – Это мой Чарли в кутузке, а не Манос.
– Чарли? Час от часу не легче! Ты что, опять с ним сошлась?! – На самом деле я готова была расцеловать ее на радостях.
– Это было ошибкой. Больше никогда не сделаю ничего такого, – угрюмо пообещала Грязнуля.
– Прости, – спохватилась я. Она передернула плечом. Надо сказать, что в целом она сейчас не напоминала раздавленного червяка, как бывало прежде, и я не преминула это отметить: – Ты хорошо выглядишь, Джоан.
– Вы тоже. – Она оглядела меня с ног до головы. – Можно даже сказать, что вы выглядите потрясающе.
– Вот видишь, что делают каких-нибудь несколько недель отдыха от однообразной работы… – я склонилась к ней через прилавок, – и отсутствие любовных неприятностей. Мне жаль, что с Чарли случилось такое несчастье.
– Ничего, между нами все равно все было кончено. Думаю, мне стоит вообще на время завязать. – Она вздохнула и аккуратно поправила образцы на витрине. – Из этого почти никогда ничего не выходит, ведь правда?
– Нуда. Если ждешь и надеешься, – чересчур бодро согласилась я. – Умерь свои ожидания, и, вполне вероятно, что-нибудь получится.
По дороге домой я купила открытку для Джилл: жеманная пара эдвардианских времен на фоне розового куста; у нее в руке зонтик, он – без шляпы, с пышными усами; их руки тянутся к одному и тому же бутону, едва не соприкасаясь. Подпись: «Любовь в цвету». Чтобы смягчить озорную выходку, я, как мне показалось, весьма остроумно, прибавила: «Только берегись шипов», а на обороте написала, что скоро позвоню, чтобы договориться, как организовать мой приезд в конце мая, и, опустив открытку в ящик, подумала: что – организовать? Например, двуспальную кровать? Мне припомнилась прелестная маленькая комнатка, где я обычно останавливалась, наезжая к ним, – с развевающимися на ветру занавесками и вышитым покрывалом на узкой кровати, в которой я чувствовала себя как балованное дитя. «Там, утомясь веселою игрой, царица любит отдыхать порой; из сброшенной змеей блестящей кожи – для феи покрывало там на ложе».