Она сама делает ванну, сама окружает горячими припарками не перестававшего ни на минуту стонать и кричать Дементия, помогает служителям перенести его обратно в постель.
Ее движения уверенны, смелы. Несокрушимой энергией веет теперь от всей ее, словно выросшей, фигурки. Она делает вспрыскивание, вливает больному сквозь конвульсивно сжатые зубы лекарство и, машинально опустившись на колени подле его кровати, ждет действия врачебных средств.
Припадок возобновляется с прежней силой. Она с настойчивым упорством повторяет свои приемы, — припарки, вспрыскивания, вливает насильно в рот капли.
Ярменко, заметивший издали энергичную, исступленную борьбу этой молоденькой девушки с жестоким врагом, подходит к койке Дементия и долго глядит в его почерневшее лицо.
Низко наклоняется к его искаженному лицу и Нюта.
— Дмитрий Иванович, скажите, выживет он? — срывающимся голосом спрашивает она.
— Вряд ли! Разве вы не видите этого лица?
О, Нюта видит, видит отлично, лучше, нежели кто-либо другой, но смутная надежда все еще живет, в ее сердце. А может быть, а вдруг ей, Нюте Вербиной, удастся путем усиленных забот, энергии, ухаживаний и лечения воскресить Дементия, отнять его у подступающей к нему, уже дико торжествующей смерти?
Ах, если бы могло это случиться! Ей это необходимо, Нюте, как воздух, как хлеб. Если умрет Дементий, унесет с собою свою темную, нераскаявшуюся душу, она не найдет себе ни минуты покоя, она будет думать, что недостаточно энергично отстаивала его, что не сделала всего для его спасения…
Нет, нет! Она будет бороться, сколько хватит сил, с ужасной, жестокой холерой.
Быстро, как один взмах чьих-то невидимых крыльев, прошел день, наступил вечер, ночь с ее темным покровом, ночь отдыха для всего мира, ночь усиленной работы здесь, в бараке, для докторов и сестер.
Дементий затих. Его дикий стон не нарушал безмолвие ночи, но еще страшнее кажется его лицо, застывшее в своем мертвенном покое с вытаращенными глазами. Боли, судороги ног, все прекратилось вместе с другими характерными признаками жестокого недуга, но лицо его, багрово-красное, с надувшимися жилами, пугает Нюту.
— Коля Кручинин! — позвала она проходившего своего друга.:—Что это? Вы не видите, Коля!
— Да, скверно, — и молодой врач назвал мудреное латинское название болезни. — Надо… — он объяснил, что надо было делать. И Нюта с прежним рвением принялась за работу.
К утру багровое лицо побледнело, дыхание стало ровнее и глубже. Сведенные недугом черты больного снова выпрямились.
Дементий впервые вздохнул глубоко и, сознательно взглянув на озабоченно склоненное над ним лицо девушки, попросил пить.