Среди всех этих хлопот, суеты и треволнений незаметно приближался роковой день, совпадавший в этом году с первым днем Воскресения Христова.
А на улице, за двойными стеклами, голубело по весеннему небу. Ярко и неумолимо затопило солнце своими лучами таявшие снега. Задорно чирикали воробьи на крышах, приветствуя светлое пробуждение природы от долгого, зимнего сна.
Шла весна, шла легким, быстрым, волнующим шагом, щедро рассыпая людям улыбки, радость, надежды и привет…
* * *
Подошла Страстная неделя.
Весна, дружная и теплая, в этом году установилась неожиданно и скоро.
Еще более заунывно и тягуче запел большой колокол, призывая молящихся. На двенадцати евангелиях, слушая глубоко проникновенные слова священного писания, Нюта, стоя в рядах сестер, вспомнила, среди молитв о том, что должно было случиться с нею через трое суток…
Она—сестра.
Настоящая, «посвященная», крестовая сестра. Исполнится заветная мысль. День посвящения закрепит ее навсегда в эту среду, среду, отдающую себя всю без остатка на служение людям, для утешения их страданий и духовных нужд.
Все складывалось теперь так, как давно о том мечтала девушка.
Ее родственники Махрушины оставили ее в покое, примирились со «совершившимся фактом», как писала генеральша. Бабушка, которой Нюта послала длинное сердечное письмо с подробным описанием всего происшедшего с нею, прислала ей благословение на трудный путь. Это письмо, как святыню, берегла Нюта, нося на груди под лифом платья. Теплые, любящие строки, написанные дрожащей старческой рукой, высказанная в них горячая уверенность в силы и чистую душу Нюты лучше всякого бальзама уврачевали раны, нанесенные судьбою в первые месяцы пребывания девушки в стенах общины.
Полная сладкого трепета, полная самых жгучих надежд, ждала Нюта торжественного часа.
И вот этот час наступил…
В пятницу исповедовались, в субботу причащались «крестовые сестры», вновь же посвящаемые должны были принять посвящение в Светлой заутрене в Великую Пасхальную ночь.
Ровно в половине двенадцатого ударил колокол в Исаакиевском соборе. Ему ответили тотчас же со всех петербургских колоколен бесчисленные гулкие колокола. И пошел «малиновый» перезвон торжественной и радостной Пасхальной ночи. Неизъяснимою радостью, волною необъяснимого, юного, молодого, ликующего чувства дохнуло на весь православный мир столицы вместе с этими торжественными звуками колоколов.
Радость залила проснувшуюся землю, радость осветила пробужденную ярким ее светом ночь, радость засыпала незримыми для глаз цветами все живое в этот час на земле.