То есть те, кто ставит ему в заслугу его антисоветизм, правы в своих оценках, если сами являются антисоветчиками и с точки зрения признания антисоветизма благом.
Но, во-первых, это опять-таки исключительно политическая оценка. То есть оценка с точки зрения определенных политических и экономических интересов.
Во-вторых, даже сейчас вовсе не все общество — и даже не большинство его — считают антисоветизм благом. И для этой части общества похвала антисоветизма вовсе не равнозначна достоинствам писательского таланта.
Два года назад Левада-центр обратился к гражданам России с вопросами об отношении к распаду СССР и гипотетической возможности восстановления социалистической системы. Оказалось, что о распаде Советского Союза сожалеют 62 %, несожалеют 28 %, затрудняются ответить 10 %. 31 % полагают, что распад был неизбежен, 59 % — что его можно было избежать. Восстановить Советский Союз и социалистическую систему хотели бы 60 % опрошенных.
После этого результата даже Левада-центр остерегается задавать подобные однозначные вопросы. Но вот осенью прошлого года он рискнул спросить о чем-то похожем — хотя и в несколько предвзятой формулировке: «Какая экономическая система кажется вам более правильной: та, которая основана на государственном планировании и распределении, или та, в основе которой лежат частная собственность и рыночные отношения?» — Ну, не должны ведь так уж откровенно выдать свои симпатии к явно непрезентабельному — «распределительной системе»… Только граждане оказались не стыдливыми и выдали ответ: 54 % за плановую систему (читай — «советский тоталитаризм» в лексике Солженицына и его поклонников), 29 % — за рынок и частную собственность (читай, «демократию»).
Тут речь не о том, кто прав, а кто — неправ. Тут речь о том, что если главным достоинством Солженицына считать его противоборство с Советской системой, то за эту систему и сегодня оказывается до 60 % граждан, тогда как против — менее 30 %.
Тогда, получается, с кем боролся Солженицын? Кому он был врагом — двум третям того самого народа, к «сбережению» которого он взывал?
Если правда, что именно Солженицын разрушил Советский строй — хотя, конечно, это чрезмерное преувеличение — то, значит, это Солженицын творец ужаса девяностых?
Тогда, может быть, с этой точки зрения его нужно изучать в школах? Может быть, Премьер-Президент это имел в виду?
Только вот поймет ли его Фурсенко…
Никто не спорит: увидев, что получилось, Солженицын пришел в ужас. Но разве он раскаялся?
А тогда могут ли те две трети народа, с которыми вел борьбу Солженицын (а в 60-е и 70-е он боролся не против системы 60-ти процентов — он боролся против желаний 99 % народа), могут ли они считать его человеком, искренне призывавшим к «жизни не по лжи»?