С кубком в руке король несколько мгновений разглядывал набившееся в зал уличное отребье. Он сделал успокаивающий жест, и рыцари отступили назад.
Шут в ярком лоскутье спрыгнул с плеч окружающих и с подчеркнутым подобострастием раскланялся перед королем.
Скрытый от любопытных глаз своей уродливой черной маской, он обратился к нормандским вельможам, ныне правящим Англией, с призывом не отступать от принципов Дурацкого Правления. Кое-кто из сидевших за задними столами рассмеялся.
Затем рождественский шут сделал несколько шагов вперед и стал звучно декламировать на латинском языке.
Констанс сидела, вся оцепенев. Она не могла оторвать глаз от широкоплечей, узкобедрой фигуры шута, необыкновенно ловкой и грациозной. И, конечно, от его демонической маски. Большой разрез в черной коже позволял видеть, как шевелятся его губы. А глаза были как лазурные драгоценные камни на морде дикого зверя.
Ее вдруг охватил безотчетный страх. Она схватила кубок и не раздумывая сделала несколько глотков. Ее рука при этом сильно дрожала. Фицджилберт повернулся к ней.
– Этот шут испугал вас? – Он сжал ее холодные пальцы. – Ах, милая леди Констанс, позвольте мне предложить вам свою защиту. Если я рядом, вы можете никого не бояться.
Когда Констанс увидела эти голубые глаза, увидела это стройное гибкое тело, услышала этот голос, она окончательно убедилась, что рождественский шут в маске – тот самый мужчина, который насильственно или с ее молчаливого согласия овладел ею в шатре.
Спаси ее, Матерь Божья, он здесь и даже осмеливается говорить в присутствии короля.
Ее рука продолжала так сильно дрожать, что, когда она поднесла кубок к губам, его край застучал о ее зубы.
Несколько вельмож за высоким столом, где сидел король, захлопали, слыша декламацию на латинском языке.
– Шут читает Вергилия, милорд, – заметил Роджер Солсбери. – И делает это превосходно.
– Да-да, – с нетерпеливым видом перебил Генрих. – Диалог Анхиза и Энея. Я хорошо его знаю.
Шут сказал по-французски:
– Тогда я прочитаю для назидания ваших подданных вот это, милорд. – И он продекламировал на том же языке:
Вот сам великий Цезарь, и все его потомки,
Все, кто еще пройдет под этим бескрайним небом,
Вот он, этот герой, чье имя вселяет надежду.
Прославленный Цезарь Август, обожествленного сын.
Век Золотой он снова вернет на Лаций, на землю,
Где некогда правил Сатурн, бог земледелья.
Под власть его подпадут и север и юг,
Где днем сияет солнце, а ночью небесный свод,
Сверкающий россыпью звездных алмазов,
Держит Атлас на своих могучих плечах.
– Прекрасно, прекрасно! – Роджер Солсбери повернулся к королю: – Я думаю, вам должно быть лестно это сравнение с Цезарем Августом, таким, каким его живописал Вергилий.