– Этого доподлинно никто не знает, только перстень так и не нашелся, – развел руками комиссар. – А два дня спустя Мари пришла к настоятельнице в слезах, сказала, что на нее все косо смотрят, и попросила отпустить ее из обители. Мать-настоятельница, и сама странным образом охладевшая к своей былой любимице, удерживать ее не стала.
– Надо было ее, голубушку, у ворот обыскать, – с сожалением произнес мистер Труффо. – Глядишь, аметист и отыскался бы где-нибудь под юбчонкой.
Когда он перевел свои слова супруге, та пихнула его острым локтем в бок, видимо, сочтя замечание неприличным.
– То ли не обыскивали, то ли обыскивали, но не нашли – не знаю. А только уехала Мари из обители не куда-нибудь, а в город Антверпен, который, как известно, считается мировой столицей драгоценных камней. Там вчерашняя монашка внезапно разбогатела и с тех пор жила исключительно на широкую ногу. Иногда, бывало, оставалась на бобах, но ненадолго – острый ум, блестящие актерские способности и отсутствие каких бы то ни было моральных устоев (тут комиссар назидательно повысил голос и даже сделал паузу) помогали ей добывать средства для шикарного существования. Полиция Бельгии, Франции, Англии, Соединенных Штатов, Бразилии, Италии и еще десятка стран многократно задерживала Мари Санфон по подозрению в самых разных преступлениях, но обвинение ей так ни разу и не предъявили: то прицепиться было не к чему, то улик не хватало. Вот, если угодно, я расскажу вам дару эпизодов из ее послужного списка. Вам не скучно, мадемуазель Стамп?
Кларисса не ответила, сочла ниже своего достоинства. Но на душе было тревожно.
– 1870 год, – объявил Гош, снова заглянув в папку. – Маленький, но богатенький городок Феттбург в немецкой Швейцарии. Шоколадная и ветчинная промышленность. На четыре тысячи жителей восемь с половиной тысяч свиней. Край жирных идиотов – пардон, мадам Клебер, я не хотел обидеть вашу родину, – поздновато спохватился полицейский.
– Ничего, – небрежно дернула плечом мадам Клебер. – Я из французской Швейцарии. А в той части, где Феттбург, и вправду, живут одни остолопы. Я, кажется, слышала эту историю, она смешная. Но ничего, рассказывайте.
– Кому, может, и смешная. – Гош укоризненно вздохнул и вдруг подмигнул Клариссе, что уже переходило все пределы. – Однажды честные бюргеры городка пришли в неописуемое волнение. Один крестьянин по фамилии Мебиус, слывший в Феттбурге бездельником и тупицей, похвастался, что накануне продал свою землю, узкую полосу каменистой пустоши, одной важной даме, которая назвалась графиней де Санфон. За 30 акров бесплодной земли, где даже чертополох не рос, дура-графиня отвалила 3000 франков. Но в городском муниципалитете имелись люди поумнее Мебиуса, и им эта история показалась подозрительной. Зачем графине 30 акров камней и песка? Что-то здесь нечисто. На всякий случай отрядили в Цюрих самого шустрого из горожан, и тот выяснил, что графиня де Санфон – особа известная. Живет широко и весело, а что самое интересное – частенько появляется в обществе господина Гольдзильбера, директора Государственной железнодорожной компании. Поговаривали, что у господина директора с графиней интрижка. Тут-то бюргеры и сообразили, что к чему. А надо сказать, что городишко Феттбург давно мечтал обзавестись собственной железнодорожной веткой, чтоб дешевле было шоколад и окорока вывозить. Пустошь, приобретенная веселой графиней, как раз тянулась от ближайшей железнодорожной станции до леса, где начинались общинные земли. Отцам города все стало ясно: графиня узнала от своего любовника о готовящемся строительстве, купила ключевой участок и собирается здорово нагреть руки. И в бюргерских головах возник ошеломительно дерзкий план. К графине отрядили депутацию, которая стала уговаривать ее сиятельство уступить землю славному городу Феттбургу. Красотка сначала артачилась, утверждала, что ни о какой железнодорожной ветке ведать не ведает, но когда бургомистр тонко намекнул, что дело пахнет сговором ее сиятельства с его превосходительством господином директором, а это дело подсудное, слабая женщина всхлипнула и согласилась. Пустошь разбили на тридцать одноакровых участков и продали горожанам на аукционе. Феттбургцы чуть не передрались между собой, цена за отдельные участки доходила до 15 тысяч. Всего же графине досталось… – Комиссар провел пальцем по строчке. – Без малого 280 тысяч франков.