Рената потупила взор и кивнула.
– Ах, какая трогательная деликатность по отношению к мадам Клебер! взорвалась Кларисса. – Что же вы меня-то не пощадили, мсье детектив?
Выставили на позор перед всем обществом!
Но не до н сейчас было Гошу – он все смотрел на японца, и взгляд у комиссара был тяжелый, цепкий. Умница Джексон понял без слов: пора. Его рука вынырнула из кармана, и не пустая – траурным блеском посверкивала вороненая сталь револьвера. Дуло было направлено прямехонько в лоб азиату.
– Вы, японцы, кажется, считаете нас рыжими обезьянами? – недобро спросил Гош. – Я слыхал, именно так у вас называют европейцев? Мы волосатые варвары, да? А вы хитрые, тонкие, высококультурные, белые люди вам в подметки не годятся! – Комиссар насмешливо надул щеки и пустил в сторону пышный клуб дыма. – Прикончить десяток обезьян – это ж пустяк, за грех у вас не считается.
Аоно весь подобрался, лицо его словно окаменело.
– Вы обвиняете меня в том, сьто я убир рорда Риттр-би и его вассаров… то есть сруг? – ровным, неживым голосом спросил азиат. – Посему вы меня обвиняете?
– По всему, дорогуша, по всей криминальной науке, – веско произнес комиссар и отвернулся от японца, потому что речь, которую Гош намеревался произнести, предназначалась не этому желтопузому ублюдку, а Истории. Дайте срок, еще в учебниках по криминологии напечатают.
– Сначала, господа, я изложу косвенные обстоятельства, доказывающие, что этот человек мог совершить преступления, в которых я его обвиняю. (Эх, не здесь бы сейчас выступать, перед десятком слушателей, а во Дворце юстиции, перед полным залом!) А затем я предъявлю вам улики, со всей неопровержимостью доказывающие, что мсье Аоно нетолько мог, но и действительно совершил убийство одиннадцати человек – десятерых 15 марта на улице Гренель и одного вчера, 14 апреля, на борту парохода «Левиафан».
Тем временем вокруг Аоно образовалось пустое пространство, лишь русский так и остался сидеть рядом с арестованным, да инспектор чуть позади стоял с револьвером наизготовку.
– Надеюсь, ни у кого не вызывает сомнения, что смерть профессора Свитчайлда напрямую связана с преступлением на улице Гренель. Как установило следствие, целью этого злодейского акта было похищение не золотого Шивы, а шелкового платка… – Гош строго насупился: да-да, именно следствие, и нечего кривить рожу, господин дипломат. – …Который дает ключ к спрятанным сокровищам бывшего брахмапурского раджи Багдассара. Нам пока неизвестно, каким образом обвиняемый узнал секрет платка. Все мы знаем, что на Востоке много тайн и пути их нам, европейцам, неведомы. Однако покойный профессор, истинный знаток Востока, сумел докопаться до разгадки. Он уже был готов поделиться с нами своим открытием, и тут началась пожарная тревога. Преступнику, наверно, показалось, что сама судьба посылает ему такой великолепный случай, чтобы заткнуть Свитчайлду рот. И снова все будет шито-крыто, как на рю де Гренель. Но убийца не учел одного существенного обстоятельства. На сей раз рядом был комиссар Гош, а с ним такие фокусы не проходят. Рискованная была затея, но не без шансов на успех. Преступник знал, что ученый первым делом кинется к себе в каюту спасать свои бумажки… то есть я хочу сказать, свои рукописи. Там-то, за углом коридора, убийца и сделал свое черное дело. Итак, косвенное обстоятельство номер один. – Комиссар поднял палец. – Мсье Аоно выбежал из салона, а стало быть, мог совершить это убийство.