— Жить! Я хочу жить!
— Желание. — Напоминали глаза. — Пожелай умереть! И пожелай жить!
— Жить! — Хрипел Стерхбор. — Вечно жить! Роза! Моя рооозааа!
— Поздно! — Сказали глаза и затянулись мутной пленкой. — Ты опоздал…
Но алхимик уже не слышал этого. Он видел пред собой только свою прекрасную розу. Она плавала в хрустальном кубе, живая и влажная. Алхимик выбросил вперед свои костлявые руки. Лепесток! Только один лепесток! Вот что может спасти его от этого ужасного жара! От этой ужасной боли! Жизнь! В этой розе вечная жизнь!
— Поздно. — Снова сказали глаза белой птицы.
Алхимик тянулся к хрустальному кубу, но никак не мог дотянуться. Его пальцы впивались в деревянную столешницу, оставляя на ней глубокие царапины. В глазах потемнело. Весь мир уменьшился до красного пятна в стеклянном кубе. И остатки жизни, еще державшиеся в уже мертвом теле, тянулись к этому пятну.
Большая белая птица опустилась на хрустальный куб. Ее когти скользили по гладким стенкам. Но птица мотнула своей огромной белой головой и клювом сбросила широкую крышку. Ее когти вцепились в один край куба, крепкий клюв ухватился за стенку, что была напротив. Потом птица забила крыльями, поднимая самый настоящий ветер, и куб сдвинулся с места. Роза, плавающая в прозрачной жидкости, качнулась, словно на невидимых веревочках.
Стерхбор застонал и из последних сил рванулся вперед. Его пальцы коснулись гладкой, хрустальной стенки, но та отодвинулась от холодеющей плоти. Потом куб качнулся, оторвался от стола и пошел куда-то вверх, все больше удаляясь от алхимика. Стерхбор закричал, страшно и пронзительно, выплескивая оставшуюся жизнь на исцарапанные доски стола…
— Свобода! — Пронзительный вопль ударился в стеклянную стену…
* * *
Хвостец нервно озирался по сторонам. Прошло уже минут десять с того момента, как его солдаты начали ломать дверь, ведущую в башню. В коридорчике было узко, не развернешься, и поэтому дело шло медленно. Не размахнуться там, не разбежаться…
Десятник ждал на улице. Он не хотел возиться в темнотище, предоставив это своим подчиненным. Сам он предпочитал постоять на солнышке, под бездонно синем небом.
Когда алхимик, нечисть проклятая, не открыл ему дверь дня два назад, десятник не очень огорчился. Надобность в яде отпала, ибо неприятная личность, которая досаждала десятнику, мирно почила намедни с ножом промеж ребер. Правда, внезапно забеспокоился герцог. Какая-то его болячка сильно разболелась и Хвостеца немедленно послали к алхимику. За лекарством. Но и на это раз проклятая нечисть не отозвалась. Ходили к башне по указу герцога каждый день. Наконец «его благородство» не выдержал и приказал снести к такой то матери дверь и посмотреть, не окочурился ли колдун от своих ядов! И вот верные ребята Хвостеца, из его десятка, ломали дверь в башню. Ему же, как начальнику, оставалось только ждать.