Пока я в нерешительности держал эту рукопись, передо мной вдруг возникла улыбка моего друга, полная иронии и нежности. «Я возьму ее! — сказал я, уязвленный. — Я ее возьму, можешь не улыбаться!»
И я тщательно, как мать грудного ребенка, завернул ее и взял с собой.
Послышался голос капитана Лемони, хриплый и низкий. Я напряг слух. Он рассказывал о сорванцах, которые во время бури вскарабкавшись на мачты натирали о них ладони.
— Мачты были липкими от смолы, и если о них потереть ладони, они начинают светиться. Однажды я подкрутил себе усы этой смолой и всю ночь сверкал, будто дьявол. В тот день, как я вам уже рассказывал, волны захлестывали палубу. Мой груз подмочило, он стал тяжелее, и судно накренилось. Я чувствовал, что мы гибнем. Но Господь Бог сжалился надо мной и наслал на судно удар грома, после чего в море сорвало створки люков вместе со всем углем, находившимся на борту. Море покрылось угольной пылью, зато судно стало легче и выровнялось. Вот так я выкарабкался из беды и на этот раз, — закончил капитан Лемони. Достав из кармана небольшой томик Данте, своего привычного спутника, и раскурив трубку, я удобно устроился, прислонившись к стене. С минуту колебался, что прочесть. О расплавленной смоле Ада, об освежающем пламени Чистилища, или же вознестись сразу на самую вершину человеческих надежд? У меня был выбор.
Я держал в руках своего маленького Данте, наслаждаясь свободой. Стихи, которые я выберу этим утром, зададут мне ритм на весь день. Я хотел было сделать это наугад, но не успел. Вздрогнув, я с беспокойством поднял голову. Не знаю почему, но мне показалось, будто два сверла впились в мой затылок; резко обернувшись, я посмотрел сквозь стеклянные двери. Сумасшедшая надежда вновь увидеть своего друга наподобие молнии пронеслась в моей голове. Я был готов к чуду. Но чуда не произошло. Высоченный, жилистый, с выпуклыми глазами незнакомец лет шестидесяти смотрел на меня, прижав лицо к стеклам двери. Под мышкой у него был небольшой плоский сверток. Но что на меня более всего произвело впечатление, так это его глаза, одновременно печальные и беспокойные, насмешливые и полные огня. По крайней мере такими они мне тогда показались.
Как только наши взгляды встретились — он словно утвердился в мысли, что я именно тот, кого он искал, — незнакомец решительно открыл дверь. Он прошел между столиками быстрым плавным шагом и остановился передо мной.
— Уезжаешь? — спросил он меня. — И куда же?
— На Крит. А что?
— Возьми меня с собой.
Я внимательно посмотрел на него. Впалые щеки, сильная челюсть, широкие скулы, вьющиеся поседевшие волосы, сверкающие глаза.