И далее сэр Джозеф внушительно повествовал в таком же духе, все к месту, в строгой логической последовательности, и ему были отверсты уши всех присутствующих. А затем он вызвал своего первого свидетеля, в лице истицы, Грейс Перивейл.
Свое показание она дала ясно, четко и в совершенном самообладании.
– Вы когда-нибудь путешествовали по Континенту с полковником Рэнноком?
– Никогда.
– Вы бывали в январе этого года на Корсике?
– Нет.
– А в Алжире в феврале?
– Нет.
– Не будете ли столь любезны сообщить, где вы провели весь январь и февраль?
– Я жила на своей вилле около Порто-Маурицио с ноября прошлого года до начала апреля этого.
Больше вопросов у сэра Джозефа не было. Адвокат ответчика заявил свое право подвергнуть допросу свидетельницу. Она стояла, обратив лицо к суду, спокойная, гордая, но смертельно бледная.
– Те заметки, что были напечатаны в… э…, – тут он взглянул на газету, – в «Бонтон» – первые, из которых вы узнали о скандалезных слухах, соединяющих ваше имя с именем полковника Рэннока, леди Перивейл? – спросил он без обиняков.
– Это были первые упоминания об этом в прессе.
– Но для вас эта скандальная история была не новость?
– Нет.
– Вы слышали о ней прежде?
– Да.
– Несколько раз?
– Мне сказали, что это обсуждается.
– И что, ваши друзья верят этому?
– Никто! – с негодованием ответила свидетельница. – Мои друзья не поверили ни единому слову рассказываемой истории.
Она вспыхнула и снова побледнела и невольно взглянула на человека, который был гораздо больше, чем друг, и кто почти поверил клевете.
– Полагаю, вы согласитесь со мной, леди Перивейл, что эта история стала притчей во языцех. Об этом заговорили прежде, чем это светское издание уцепилось за нее.
– Мне не известно ничего о том, что является в обществе притчей во языцех.
– Достаточно, леди Перивейл, – сказал адвокат.
Следующими свидетелями были ее дворецкий и горничная. Они были со своей госпожой в Порто-Маурицио с ноября до апреля и за все это время миледи ни разу не покидала виллы, все двадцать четыре часа в сутки.
Адвокат ответчика допросил и этих свидетелей и предпринял похвальную, но безуспешную попытку высмеять или бросить тень сомнения на ответы старых слуг. Он изо всех сил старался выставить их перед присяжными в невыгодном свете, как зловредных щедрооплачиваемых наемников, готовых ради своей хозяйки даже на клятвопреступление. Адвокат удовлетворил свое профессиональное тщеславие, отпустив две-три остроты, чтобы расположить в свою пользу аудиторию и сумел вызвать один-два смешка в адрес деревенской Абигайль и почтенного лондонского мажордома, но попытка подорвать доверие к их показаниям позорно провалилась.