— Самые успешные — Донцова и Робски, а я так — сбоку припека, — вздохнула она. — И вот еще Оксана наша.
— Эта твоя… на побегушках? — уточнил Витя.
— Побегушки побегушками, но книгу-то она написала!
Витя расхохотался.
— Да что она могла написать? — спросил он. — Эта амеба?
— Не такая уж она и амеба! — надулась она.
— Даш, вернись, я все прощу! — возмутился Витя. — Ты вот эту училку записываешь в писательницы?
— Почему училку-то? — Даша и радовалась, и сопротивлялась.
— Может, у тебя просто температура и ты не соображаешь? — Витя был зол. — Да ты посмотри на нее! Инфузория!
— Я на нее смотрю каждый день! — взвилась Даша. — Вот ты хорошо так говоришь, а что, интересно, твои друзья думают обо мне? Я же пишу коммерческие книги, на потребу дня, так сказать, для народа! Наверное, они меня тоже называют… инфузорией!
— Даш, у тебя классные книги. Я их читаю.
— Ну конечно! Прочитал аннотацию один раз!
— Да читаю я! — расхохотался Витя. — А где то, что Оксана твоя написала? Дай мне!
— Ты прочитаешь? — не поверила Даша.
— Ради тебя, моя королевна! Только с тебя за это минет и суши!
Даша открыла файл и понеслась заказывать японскую еду.
Часа через два Витя вернулся в гостиную.
— Это про тебя? — спросил он нехорошим голосом.
— Про меня, — кивнула Даша.
— Ты ее сильно отп…ила?
— Нормально.
— Молодец! — похвалил Витя. — Такие слов не понимают.
— Вить, прекращай высказываться намеками! — прикрикнула на него Даша.
— Ну сюжет интересный. Это же про тебя. А как про тебя может быть не интересно! Я и себя узнал. Написано паршиво. И я бы на твоем месте заставил эту Оксану сожрать эту макулатуру.
— То есть тебе не понравилось?
— Я же все объяснил!
Даша вздохнула.
Опять! Опять этот подлый комплекс вины перед всем миром!
После того как умерла мама, Даше стало мерещиться, что это такое ей наказание — намек, что все хорошо быть не может, что за удачу, успех, признание надо платить, и очень-очень дорого.
Даша всегда знала, что любит маму.
Та была удивительной — одной из тех женщин, которых не забывают никогда.
Отец не просто обожал ее — он ее боготворил, признавал, что без нее бы спился, сторчался, малевал бы вывески в каком-нибудь подвале и не было бы ни Даши, ни квартиры, ничего.
Мама умела зажечь в человеке свет: замечала в нем лучшие качества, умела их подчеркнуть, развить и продать.
Она была самой настоящей музой — к ним в гости ходили ради нее, ей показывали новые песни, картины, стихи, первый монтаж.
Такого человека трудно любить. Возникает зависимость.
Первое время после ее смерти Даша жила с отцом и старалась его поддерживать, а потом вдруг слегла сама: все лежала и лежала, а дни летели, часы становились короче, за минутами следить не было никакого смысла — в году было триста шестьдесят пять часов, пятнадцать дней.