Захар отставил миску с попкорном и уставился на Дашу.
— Ладно, объясню! — не сдавалась она. — Ты думаешь, это моя жизнь? — Она ткнула пальцем в телевизор, в миску с попкорном.
— Даш, я вообще не понимаю, о чем ты, — произнес Захар.
— Вот именно! В этом все дело! Я не живу по расписанию, ты понимаешь? Я не могу вот так встречать тебя в девятнадцать, блин, ноль-ноль, ужинать, если не хочу, смотреть этот проклятый Богом и людьми ящик, ложиться в постель, заниматься любовью… Это ужасно!
— Ну ты можешь не есть, не спать и не заниматься любовью, — тихо сказал Захар. — Посмотрим, что получится.
— Ты не догоняешь? Ау! — разошлась Даша. — Это все мираж! У меня депрессуха, я хочу спать до четырех, ничего не делать — и уж точно не обедать тогда, когда готов обед!
— Ну и не обедай, — мягко посоветовал Захар.
— Но ты же так расстроился, когда я вчера отказалась от этого дурацкого борща! — возопила Даша. — Захар! — Она села рядом с ним и взяла его за руку. — На меня давит твой образ жизни. Прости. Я не могу так. Я хотела быть хорошей. Попробовала этот… компромисс. Но у меня не получается.
Как ему объяснить, что при этом она не имеет ничего против него, Захара. Просто…
Сейчас она просто бесится. Но когда Даша придет в себя и займется делами, что будет?
В любом случае она редко просыпается раньше одиннадцати. С часа до пяти работает. Делает перерыв, а с восьми опять садится за книгу. Ей так удобно. Она привыкла. И что делать, если Захар поднимается в восемь, ложится в два и хочет любви и ласки с восьми до двенадцати?
С любовником надо дружить, а как ей дружить с Захаром, если у них не сходится график? Если у нее вообще нет графика?
Все это было обречено с самого начала…
Захар ушел в спальню. Класс! Он что, оглох? Подавив желание подняться наверх и устроить всем скандалам скандал, Даша открыла холодильник, достала булку и намазала ее джемом. При таких темпах она скоро превратится в мисс Пигги.
Будет толстой, сальной бабищей в татуировках и в слишком узких черных джинсах, скрипящих на квадратной заднице. Вот. С черными, как бедро вороного мустанга, спутанными волосищами.
Это была уже не хандра, а тот редкий случай настоящей, всепоглощающей депрессии, в которую Даша проваливалась время от времени.
Потом, когда все было позади, она даже благодарила небеса за эти жесточайшие приступы уныния — из них она выбиралась обновленной, со свежими идеями, но, пока это длилось, Даша ощущала себя самым несчастным человеком на свете.
И ничто не помогало.
Ни массаж, ни шоколад, ни дурацкие жизнерадостные фильмы, ни секс. От секса вообще тошнило.