— И чем все кончилось? — спросила я, съехав к этому моменту на самый кончик дивана.
— Они свели его с ума, лишили последних остатков разума. Не существовало такого места, куда бы он мог пойти один.
— А где он сейчас?
— Не знаю. — Мне показалось, что история вдруг расстроила Бобби. — Исчез. Может, перебрался в какой-то другой город, подальше. Иосиф должен знать, они дружили. Спроси у него.
По телу пробежала дрожь, я сжалась.
— Тебе холодно? — недоверчиво спросил Бобби. — По мне, так наверху всегда жарко, я весь вспотел. — Он подхватил наши тарелки и стаканы.
Возможно, он отличный актер, но я все заметила. Поймала тот долгий-долгий взгляд, который он бросил на меня, перед тем как выйти из комнаты. Хотел убедиться, что брошенное им зерно легло куда нужно. Ему не о чем было беспокоиться. Зерно упало на предельно благодатную почву.
Пошли, поговорим по дороге. — Бобби потянул меня за руку, заставляя встать. — Куда мы идем?
— На репетицию, естественно. Теперь тебе придется еще старательнее поддерживать вашу версию насчет постановки. За тобой станут следить, будешь ты это замечать или нет.
Я снова похолодела, и меня передернуло. Когда мы спустились вниз, Бобби стал швырять мне одежду.
— Что ты делаешь?
— К тебе будут относиться чуть серьезнее, если ты откажешься от нарядов а-ля Синдбад-мореход. — Он протянул мне серые брюки в полоску и голубую блузку.
— Мой размер, — с удивлением констатировала я, взглянув на этикетки.
— Да, но я не учел длину ног. — Он рассматривал меня, закусив губу.
— Проклятие всей моей жизни. — Я повесила брюки на вешалку.
— Ничего страшного, у меня есть то, что тебе нужно. — Он кинулся в конец магазина. — Этот кронштейн — весь для длинноногих. — Бобби рылся на вешалках, пока я зачарованно, словно ребенок витрину кондитерского магазина, рассматривала одежду.
Никогда в жизни у меня не было такого роскошного выбора.
— Господи, возможно, именно здесь я обрету счастье, — сказала я, поглаживая развешанные вещи.
— Вот то, что надо. — Бобби протянул точную копию предыдущих брюк, только подлиннее. — Быстро переодевайся, и пошли, опаздывать не стоит.
Мы вышли из дома на яркое солнце, и у меня заболели глаза, успевшие привыкнуть к сырой полутьме дома из ореховой древесины. На площади кипела шумная торговля. Люди кричали, торговались, смеялись и на разных языках, включая никогда мною не слышанные, зазывали к своим прилавкам. Четыре женщины, державшиеся группкой, замолчали и уставились на нас с Бобби, пока он запирал дверь. Я в своем новом наряде стояла на ступеньках, словно на сцене, пока они тихонько переговаривались, разглядывая меня.