Три розы (Бурносов) - страница 44

О вчерашнем ливне не напоминало ничто: ярко светило солнце, в ветвях деревьев гомонили птицы. Правда, гуляющих в парке оказалось, против ожиданий, мало – со своего места Бофранк видел лишь старенького священника, что в одиночестве обретался на каменной скамье у забора, подложив подушечку под седалище, и читал книгу. На соглядатая священник не походил, никакого внимания к Бофранку не проявлял и, похоже, дремал, нежели постигал радость и мудрость печатных слов.

Рос Патс и Гаусберта появились точно в назначенное время. Молодой человек выглядел теперь уже совсем зрелым мужчиной и даже отпустил короткую бородку по моде военных моряков. Гаусберта и сегодня, в лучах солнца, оставалась столь же прекрасной, как подле мрачных пещер, где рассталась с Бофранком, – с пылающим факелом в руке, с упавшей на плечи шалью… Это чудное зрелище длилось лишь несколько мгновений, но чарующий образ часто преследовал Бофранка с тех пор.

Поистине:

Не знающее препон
Желанье сердце томит,
Надежды же скорбен вид,
Столь высоко вознесен
Желанный предмет;
Но разум ставит запрет
Отчаянью – что же, силен
И тот, и этот резон:
Питать я не стал
Надежд, но духом не пал.

– Здравствуйте! Здравствуйте, хире Бофранк! – воскликнул Рос Патс.

– Здравствуйте, хире Патс! Что же, вы так и не стали священником?

– События, известные вам столь же хорошо, сколь и мне, положили иначе, – развел руками молодой человек, садясь подле Бофранка. – Но я о том не жалею. Могу добавить, что вскоре меня вполне могут сделать старостою, ведь старый хире Офлан тяжело болен и, как говорят, вот-вот оставит наш мир.

– Печально, печально слышать… А что фрате Корн? – припомнил субкомиссар еще одного знакомца.

– Его увезли вместе с братией, и с тех пор ничего о нем не известно. Нет оснований думать, что судьба была к нему более благосклонна, нежели к сотням иных священнослужителей, обвиненных в ереси. Теперь в храме устроился фрате Фульде – он ведом вам.

– Как?! – Бофранк был поражен. – Мерзкий сластолюбец, наушник и вор?

– Он было исчез из селенья, но потом, неожиданно для всех, вернулся разбогатевшим и совсем скоро принял сан.

– Я-то, когда продавал его в матросы в Оксенвельде, надеялся, что его к сему времени уже сожрут рыбы и морские раки! Но, видно, ему суждено умереть иначе.

– Раз уж я не стал священником, отчего не стать им кому-то другому?

– Верно, мой дорогой Патс, верно… Но я просил вас о встрече не для расспросов, а для помощи.

И тут Бофранк рассказал супругам обо всем, что случилось с ним в последнее время. Оба внимательно слушали, и особенно огорчило обоих, как показалось субкомиссару, упоминание об убитых девушках, носивших имя царственного цветка.