ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой Хаиме Бофранк и его спутники попадают в ловушку, из коей, как кажется, нет выхода
Едва Бофранк, а за ним и спутники вошли в указанную брассе Альдриком дверь, как за ними тут же лязгнули запоры, после чего все четверо оказались в кромешной темноте.
– Что за шутки?! – воскликнул кто-то.
– Дайте хотя бы факел! – вторил ему другой.
Бофранк понял, что не может различить голосов.
– Что за напасть? – спросил он. – Кто говорит со мною?
– А кто спросил сие? – отозвались в темноте.
– Это я, Хаиме Бофранк!
– А это я, Мальтус Фолькон! Отчего я не узнаю вашего голоса, хире субкомиссар?!
– Со мною творится то же самое…
– Это еще одно из необычных свойств здешних подземелий и катакомб, о коем я также читал в книге, – сказал, очевидно, Альгиус. – Звуки человеческого голоса и прочие иные изменяются тут порою так, что распознать их совершенно невозможно.
Судя по отсутствию иных звуков, все четверо стояли на своих местах, боясь сделать лишний шаг – а ну как весь пол тут усеян бездонными колодцами или подвижными плитами, ступив на которые можно вызвать обвал? Впрочем, четверо ли? Бофранк тут же усомнился в этом, ибо на слова Альгиуса последовал вежливый ответ:
– Вы совершенно правы, почтенный хире, чьего имени я не знаю и видеть которого не способен…
– Кто тут? – спросил с опаскою Альгиус. Бофранк вытащил шпагу.
– Меня зовут брассе Эмон, – ответила тьма, – и я пребываю в этом узилище уже много дней, коим потерял счет. Не бойтесь: я такой же несчастный узник, как и вы. Комната, где мы находимся, невелика – всего-то десяток шагов в длину и столько же шириною. У стен лежат охапки прелой соломы, на одной из них я и обретаюсь, посему прошу не наступить на меня по недоразумению.
Бофранк пытался определить, из какого места исходит голос, но не мог этого понять.
– Погодите! У меня, сиречь вашего доброго друга Альгиуса, ведь есть же кресало! Да и у вас, хире Бофранк; вы курите редко, но не оставили совсем этого вредного занятия.
– И даже не кресало, а спички! – отозвался обрадованный Бофранк. Через несколько мгновений тьму разорвали вначале искры, а затем и слабые огоньки пламени, причем для поддержания оного Альгиус использовал завалявшуюся долговую расписку, а субкомиссар просто светил спичкою.