Понуждая себя к терпению, он не сводил глаз с дрожащей под ним обнаженной женщины. В женской уязвимости есть что-то невероятно трогательное. Правда, обычно на этой стадии игры ему не до размышлений. Все же в такой откровенной незащищенности кроется огромная женская сила. Разве может мужчина в трезвом уме причинить боль чему-нибудь столь трогательному?
Осторожно он провел рукой по изящной линии ее ключицы, скользнул в желобок между грудей, потом взобрался по бледному полушарию и прошелся вокруг коричневого кружка. Соски у нее были темными и большими, и он с восхищением подумал, что она ими кормила ребенка.
О Боже, что это он! В данную минуту он ни о чем не хочет думать, кроме этой женщины.
И, кроме того, что между ними происходит. Главное, чтобы ей было хорошо, потому что, он уверен, прежде ей особенно хорошо не было.
От острого желания он весь напрягся, стараясь превозмочь возбуждение, как будто таким образом мог сделать его бесконечным.
Бесконечным ничего не бывает, шептал ему внутренний голос. Его рука двинулась вниз по холмистой поверхности ее живота, и мышцы у нее непроизвольно вздрогнули. Успокоив их медленными круговыми ласками, его пальцы спустились в мягкие шелковистые заросли волос. Либби жадно ловила ртом воздух.
Джейк издал громкий стон. Больше он терпеть не мог. К сорока годам человек обретает способность – по крайней мере, чисто теоретическую – дольше сдерживать желание. В случае с Либби даже это маломальское преимущество полетело ко всем чертям. Он казался себе похотливым юнцом, у которого бурлила кровь, но который не владел искусством любви.
– Либби, – торопливо прошептал он, – я не хотел так быстро, но…
– Пожалуйста, быстрей, – умоляла она, впиваясь ему в плечи и увлекая к себе.
Либби удивило ее собственное поведение. В жизни ее обвиняли в чем угодно, но распущенной не называли никогда. В конце концов, какая разница, кто взял инициативу в том, что неминуемо должно произойти.
Отдавшись воле чувств, она вонзила пальцы в его гладкие плечи, изо всех сил прижимая к себе.
Божественный нектар. Чистый горячий божественный нектар разлился по ее жилам, как, только, раздвинув дверцы, он вошел в теплое женское тело. Ее дыхание стало прерывистым. Глаза широко раскрылись, а Джейк уткнулся носом в ложбинку у ее шеи.
– Не двигайся, – прошептал он. – Даже не дыши!
Казалось, что со стоном у нее сорвалось с губ его имя. Она затаила дыхание.
– Мне тоже осталось совсем чуть-чуть, – проговорил он, немного справившись с собой.
Но ей уже ничего не осталось. Никогда в жизни она не испытывала такого потрясающего, такого умопомрачительного восторга. Такого восхитительного наслаждения!