Смеляков подумал, что равнодушие, замкнутость в себе присущи англичанам. Ближний, если он не принадлежит к числу особенно близких, почти не возбуждает в англичанине интереса, какой бы экстравагантный поступок он ни совершил. Однажды Смеляков наблюдал, как юная парочка стояла на оживлённом углу, в самой гуще человеческого потока. Он и она самозабвенно целовались. Все спотыкались о них, они явно мешали прохожим. Но никто не только не попросил их подыскать более подходящее место для выражения чувств, но даже не повернул в их сторону головы. «Терпимость или равнодушие, — размышлял Смеляков. — Деликатность, порождённая высоким уровнем культуры, или отчуждённость? Мораль скученного общества — живи и не толкай локтем другого?»
Вернувшись с прогулки, Смеляков долго не мог уснуть. Но потом дни его были так уплотнены, что почти не оставалось времени для размышлений. Программа его пребывания была насыщенной; обычно, выйдя в первом часу ночи из подвозившей его машины, он с трудом поднимался по устланной красным ковром лестнице отеля, раздевался, падал в постель и — тут же засыпал.
После первого завтрака за ним заезжала машина. Очень вежливый розовощёкий седовласый джентльмен, приподнимая тёмную шляпу и вежливо улыбаясь, жал ему руку: «Морнинг, сэр». Розовощёкого господина звали мистер Уорвик: он представился как член научного общества и один из инициаторов конгресса учёных-металлургов.
В девять начиналось слушание очередного доклада. В одиннадцать объявлялся получасовой перерыв, во время которого гостей угощали чаем с пирогом. В час был ленч в ближайшем ресторане, а иногда — у кого-нибудь из хозяев. Здесь говорили и спорили, шутили и выдвигали невероятные гипотезы. Первое время Смеляков стеснялся своего английского, боялся неловких, смешных оборотов, могущих вкрасться в его речь. Но его слушали с интересом — и через день стеснённость исчезла.
Несмотря на то что на симпозиуме присутствовали представители более чем семнадцати стран, а среди участников были люди разных возрастов, от тридцати до семидесяти, несмотря на это разнообразие человеческих типов, Смеляков чувствовал, что со всеми этими людьми его роднит интерес к науке — страстный, всепоглощающий, даже фанатичный. Видимо, это родство и позволяло ему так быстро найти общий язык с другими учёными, хотя он представлял страну, общественный строй которой был непонятен и чужд для большинства участников конференции.
Он познакомился, в частности, с американским учёным-химиком Ричардом Крейсом, невзрачным лысоватым человеком в очках с толстой роговой оправой.