- Когда телеграмму доставят?
- Сегодня, после восьми.
- То есть в эту пору вы уже закроетесь?..
- Увы и ах, но таков распорядок конторы.
Она едва не застонала. Значит, ответа придется ждать до завтра! Телеграф откроется в десять утра - а где устроиться на ночь?
Впрочем, есть гостиницы. Портовый город, узел железнодорожных путей, населенный больше, чем столица, - здесь должно быть много мест для ночлега. Другое дело, что ей никогда не приходилось искать крышу над головой.
И надо найти не крышу, а убежище!
- Что за дрянная погода! - пробурчал солидный господин в пальто с бобровым воротником, входя и потирая уши, слегка тронутые белизной обморожения. - Любезный, дайте-ка вашу бумажку!.. Я только что видел - воробей застыл на лету и упал, как деревянный! А ведь еще утром холодок был еле-еле, почти мягонький. У меня в гавани застрял корабль с товарами, - продолжал он, заполняя бланк, - можете себя вообразить? И я - понимаете?! - должен оправдываться за задержку! Пришлось ехать в портовую контору и брать свидетельство, что таких заморозков не было полсотни лет. Они вызовут ледокольный пароход, ха! а сколько он будет сюда пробиваться?
- Птицы падают?.. - потерянно спросила девушка.
- Да-с! шмяк - и готова! Я все выведал, - господин с бобром на шее был горд тем, что всюду проник и выяснил наимельчайшие подробности. - Они собрались подрывать лед. На казенном заводе в Шарлахте солдаты грузят в вагоны порошок Нобеля и бумажный порох. Вот-вот загромыхает…
- Птицы падают… - повторила она обреченно.
В восемь вечера закроется телеграф. Потом - зал ожидания. Не ютиться же на вокзале тайком, как бродяжка… Неожиданно девушка поняла - прямо-таки кожей почувствовала, - как на Маэн с моря наползает смерть. Тот, кто не скроется с улиц, не сможет согреться, - погибнет. Завтра полиция будет подбирать трупы замерзших пьяниц. Тела, похожие на камни. Десятки тел.
Она сжала пальцы от бессилия, к глазам подступили жгучие слезы горя и ненависти.
Лишь бы не разрыдаться. Нельзя. Отчаиваться не позволено!
Даже если в кошельке осталось всего тринадцать центов.
Безветренный холод ровно и тихо веял над замерзшими просторами залива. Тьма простиралась и сгущалась над крепнущим льдом. Ветер лился узким языком, подгоняя двоих мужчин, скользивших по льду стремительно и гладко, словно на норвежских лыжах или на стальных коньках. Двое были в серых цилиндрах и ладно сидящих приталенных пальто с пелеринами, в панталонах со штрипками и ботинках на высоких каблуках; руки в кожаных перчатках поигрывали дубовыми тростями с круглыми, серебряными с чернью набалдашниками. Ветер помогал идущим, дул в их спины, как в паруса. Вдали, за редким морозным туманом, виднелись огни набережных Маэна.