Я хотел только тронуть ее слегка, как бы невзначай, но, похоже, в тот вечер мои легкие прикосновения ни к чему хорошему привести не могли. Она тут же отдернула руку. И через мгновение отошла от кровати и как-то странно стала на меня смотреть. Ее глаза округлились, и в них заплясали желтые искорки. Она взглянула на липкие пальцы правой руки, потом на тюбик в левой ладони — тоже липкий. Она огляделась в поисках тряпки, чтобы вытереть мазь с рук, но ничего не нашла. Она уронила тюбик на пол и, развернувшись, бросилась к двери.
Но я уже был на ногах. Правда, она бы опередила меня, если бы дверная ручка хорошо работала, а ее пальцы не были бы скользкими. Оба эти обстоятельства дали мне фору, и я вмиг оказался рядом с ней. Я схватил ее за плечи и ногой захлопнул дверь. Она вдруг окаменела в моих объятиях. — Не прикасайся ко мне!
— Перестань! Мы же решили покончить раз и навсегда с этими играми в недотрогу, не забыла? Все равно ведь итог будет таким же, как в случае с игрой в молчанку.
— Пусти меня, — прошептала она. — Пожалуйста. Я отпустил ее. Она повернулась ко мне, стараясь не дотрагиваться до платья липкими пальцами.
— Извини, — тяжело дыша, прошептала она. — Я... просто дура. Истеричка. Все уже прошло.
— Ну и хорошо.
— Доктор Стерн все мне объяснил. Он называет это трансференцией. Так, кажется. Вот и все. Просто трансференция.
— Ну, конечно — трансференция.
— Это вполне естественная реакция, — продолжала она. — То есть ты тут ни при чем. Ведь ты, в конце концов, спас мне жизнь.
— Я и двадцать четыре бойца полковника Химинеса.
— Но ведь они не заработали себе мозоли, вынося меня на носилках. Они же... Не поили меня молочными коктейлями и не забавляли меня разговорами на протяжении всей дороги через континент, точно я нормальный человек, а не полуживой труп. И ведь они не увезли меня оттуда, где эти живодеры хотели разобрать мой мозг по частям, точно сломанные часы, и вставить новые колесики и пружинки, не спрашивая моего согласия... Пусти меня, я уйду к себе, Эрик. Пожалуйста!
— Ну конечно!
Она не шелохнулась.
— Черт побери, — прошептала она. — Ты же самый обыкновенный мужчина — ну, немножечко выше прочих. Да ты и не особенно-то джентльмен. То есть ты не гнушаешься так все устроить, чтобы даже при выполнении задания посягать на женщину... Задание! Да я же видела тебя в деле! не такой-то ты и отважный: ты стонешь и корчишься от боли, как все. Я слышала эти стоны. Не понимаю, почему... То есть я хочу сказать, в тебе ничего особенного нет. И я не понимаю, почему все женщины... Эрик!