— Селтер был арестован...
— За то, чего он с полной очевидностью не совершал. Это ясно любому дураку.
— У нас были доказательства...
— Деньги в банке? Трудно их оттуда забрать, а положить может кто угодно.
— У него оказалось десять тысяч наличными. Если он был невиновен, то зачем взял их и пытался скрыться? Почему не заявил, что эти деньги не его?
— Возможно, ему почему-то казалось, что словам его никто не поверит.
— У нас имеется сделанное под присягой свидетельство человека, который утверждает, что платил вам, Селтеру и другим за услуги, противоречащие интересам...
— Видите? — прервал я. — Роджер оказался прав.
— Что вы хотите сказать?
— Если бы он заявил, что деньги ему не принадлежат, вы бы все равно ему не поверили. Вы предпочитаете верить прожженному изменнику и лжецу — загляните только в досье этого самого Гроэнинга или Гербера или Галика — и не верить агенту с безупречным послужным списком, который не раз и не два рисковал жизнью ради своей страны. Вашему шефу настолько не терпится расправиться с нами, что он готов поверить на слово кому угодно, лишь бы арестовать нас, отвезти в укромное место, а там пристрелить... Куда?
— Что?
— Вы меня слышали. Куда отвезли Роджера, чтобы вам никто не мог помешать расправиться с ним?
— Я же говорил, что это было совсем не так! Он пытался...
— Неважно, как это было. — Его глаза подсказали мне, что я вышел на важный след. — Я спрашиваю, где это было.
Коутис заколебался.
— Я не вправе рассказывать об этом, — наконец выдавил он. — И мы не нарушали закон. Ведь у него был пистолет...
— Трюк, когда пленнику позволяют взяться за оружие, использовали и до вас.
— Возможно, но если он был не виновен, то зачем пытался бежать?
Мгновение я с недоумением разглядывал Коутиса.
— Бежать? — повторил я. — С какой стати вы решили, что он собирается бежать?
— Я был там! И видел...
— А я сейчас здесь и, поверьте, много лучше вашего разбираюсь в таких людях, как Роджер. Вы хоть отдаленно представляли, с кем имеете дело? Или вы считаете, что мы содержим на службе кисейных барышень?
Коутис нахмурился.
— К чему вы ведете, Хелм?
— Я веду к тому, что вы имеете дело с особым сортом людей. А Роджер еще и превосходил в этом отношении остальных. Он был из тех людей, что идут напролом. Можно назвать это импульсивностью. Великие нации зачастую нуждаются в таких людях, действующих в определенных рамках. Сегодня трудно найти парней, которым не вбили бы в голову мысль, что они будут жить вечно. Мы стараемся заполучить всех, кого только можно, и все равно испытываем постоянную нехватку, потому как люди эти склонны к самоуничтожению. Чтобы понять, каким образом Роджер оказался в их числе, следует принять во внимание психологический момент. Мне думается, ему всегда претила жизнь богатого симпатичного мальчика. Возможно, возникло желание доказать, что можно быть богатым и симпатичным и в то же время умным, жестким и опасным. — Я посмотрел на стоящую рядом женщину. — Вы согласны со мной, миссис О’Херн?