– Сурово, – посочувствовал я. – А где пушка?
– Да здесь.
Дик соскользнул со скамьи и повернулся, чтобы вытащить ружье из чехла – один из тех «мосбергов» двадцать второго калибра, надежность которых ниже среднего, поскольку они относятся к моделям доступным по цене – за тридцатку купишь запросто. Приятно было видеть, что паренек открыл затвор, прежде чем передал ружье мне, – видимо, мои уроки пошли ему на пользу. Спрашивать Дика, чего ради ему приспичило чинить боек вечером в воскресенье, когда до следующих стрельб еще целая неделя, смысла не было. Когда-то я и сам был подростком с ружьем, поэтому прекрасно понимал, что испытывает этот мальчишка. В конце концов, как же он защитит дом от грабителей, если ружье вышло из строя? И если вдруг на этой неделе русские бросят бомбу на Кэпитал-Сити, то кто же будет кормить семью голубями и белками из парка, а также сражаться с мародерами, «пятой колонной» и парашютистами, пока не восстановят порядок? Я хочу сказать, что для Дика визит ко мне значился в числе наиважнейших дел.
– Как вы думаете, мистер Найквист, его можно починить?
– Конечно можно, – заверил я.
Что мне нравится в продукции массового производства, так это то, что изделия делаются на конвейере. Большинство последних образцов настолько просты по конструкции, а детали до такой степени упрощены, что разобрать и собрать их можно без труда и почти без инструментов, в отличие от некоторых образчиков прежних времен, ковыряться в которых врагу не пожелаешь. Я разобрал затвор, устранил неисправность и собрал его в ускоренном темпе. Парень не спускал с меня глаз – в следующий раз уже будет знать, как самому что сделать. Я вставил затвор на место и вручил ружье подростку. Тот смешался, готовясь услышать плохие новости. Я сделал вид, что взглянул в прейскурант, и сообщил:
– Доллар и сорок центов.
– Я... я заплачу вам в следующее воскресенье, мистер Найквист.
– Ладно уж.
Он спрятал ружье в чехол и чуть ли не бегом выскочил на улицу, поблагодарив меня на ходу. Когда дверь за ним закрылась, я сделал в книге небольшую пометку: «Дик Менкасо – 1 доллар 40 центов». Все они платят, только когда вспоминают, и все же я надеялся, что Дик не забудет.
Хоффи позади меня что-то недовольно прорычал.
– Заткнись, Хоффи! – отреагировал я. – Это же те мальчишки, которые через двадцать лет начнут покупать твои восхитительные ружейные ложа к «манлихерам».
– А пока ты чинишь им пушки по себестоимости запчастей.
– Это своего рода инвестиции, – возразил я. – Мы вернем их с лихвой.
Я немного постоял, наблюдая за его работой. Для меня отделанное ценными породами дерева ружейное ложе – все равно что розовая ленточка на рождественском подарке; красиво, ничего не скажешь, но гораздо интереснее, что там внутри. У меня никогда еще не было оружия, которое дало бы сбой по причине плохо отполированного цевья или приклада, зато не один раз я, как и миллионы других людей, точно попадал в цель из ничем не украшенного ружья, выпущенного в мастерских Дяди Сэма. Лично я приверженец стволов и ударно-спусковых механизмов. Единственное, что меня интересует в ружейных ложах, так это то, насколько хорошо, на мой привередливый вкус, они подогнаны к металлическим частям. Однако есть люди, которые считают отделку лож и прикладов сродни большому искусству. У них Густав Хоффмайер котируется как подлинный художник. У него даже есть такая секретная политура для финальной отделки древесины, что некоторые из жен посетителей – любительницы антиквариата плачут горькими слезами от жалости, что ароматные масла расходуются на грубые куски дерева, которые прикрепляются к старым мерзким ружьям. А еще Хоффи умеет воронить сталь, да так, что глаза вытаращишь.