— Я помню родинку на одном из локтей, — оживилась Бонни.
— На каком? — спросил прозектор.
— Точно не могу сказать.
— Какое это имеет значение, — раздраженно бросил Августин. — Осмотрите оба локтя.
Доктор осмотрел, но на локтях мертвеца не было никаких родинок. Бонни отвернулась и положила голову на грудь Августина.
— Он ехал на украденном мотоцикле, — сообщил прозектор, — а к багажнику была привязана ворованная микроволновая печь.
— Мародер, — презрительно фыркнул Августин.
— Да. Врезался в лесовоз на скорости восемьдесят миль в час.
— Уйдемте отсюда, — попросила Бонни.
Чувство облегчения пришло к ней только тогда, когда они вернулись в фургон Августина. В морге был не Макс, потому что Макс жив. Это очень хорошо. Слава Богу. Потом Бонни начало трясти. Она представила себе своего мужа, лежащего на блестящей поверхности стального стола и выпотрошенного, словно рыба.
Когда они вернулись в тот квартал, в котором исчез Макс Лам, то обнаружили, что со взятой напрокат машины сняли колеса. Капот машины был открыт, радиатор исчез. Августин обратил внимание на то, что его записка на ветровом стекле осталась нетронутой — явное доказательство того, что автомобильные воры не любят читать. Он предложил Бонни позвонить и вызвать машину техпомощи.
— Не сейчас, — отмахнулась Бонни.
— А я это и имел в виду. Позвоним позже. — Августин запер свой фургон и включил сигнализацию.
Они бродили по улицам почти два часа, за поясом у Августина торчал револьвер «спешиал» 38-го калибра. Он считал, что похититель Макса должен был куда-то спрятать его, поэтому они осматривали каждый брошенный дом. Проходя квартал за кварталом, Бонни разговаривала с людьми, приводившими в порядок свои разрушенные дома. Она надеялась, что кто-нибудь из них может вспомнить, что видел Макса в то утро после урагана. Несколько жителей довольно хорошо помнили обезьяну, но не нашлось ни одного свидетеля похищения туриста.
Августин отвез Бонни в полицейский участок, откуда она позвонила в службу технической помощи и в агентство по прокату автомобилей в Орландо. А потом Бонни позвонила в свою квартиру в Нью-Йорке, чтобы проверить, нет ли новых сообщений на автоответчике. Послушав несколько минут, Бонни нажала кнопку повтора звонка и протянула трубку Августину.
— Это просто невероятно, — промолвила она.
В трубке звучал голос Макса Лама, но помехи были настолько сильными, как будто он звонил из Тибета.
— Бонни, дорогая, все в порядке. Я не думаю, что моя жизнь в опасности, но не могу сказать, когда буду свободен. Очень сложно объяснить все по телефону… ох, подожди, он хочет, чтобы я что-то прочитал. Ты слушаешь? «Я не имею ничего общего со скрипучей телегой человеческого рода — я принадлежу земле! Я говорю это, лежа на своей подушке, и чувствую, как на висках у меня прорастают рога». — После паузы, сопровождавшейся треском, Макс продолжил: — Бонни, дорогая, все не так уж плохо. Прошу тебя, ничего не говори моим родителям… я не хочу без причины волновать отца. И пожалуйста, позвони Питу, пусть оформит мне отпуск по болезни, это просто на тот случай, если мое отсутствие затянется. Пусть подготовит шестой этаж для встречи с представителями компании «Бронко», это будет на следующей неделе. Только не забудь, ладно? И передай ему, чтобы ни при каких обстоятельствах не подключал к проекту Билла Наппа. Это мое дело… — Голос Макса Лама утонул в треске и шуме помех.