– Какая разница? Кто-то вторгся в нашу… в мою личную жизнь, кто-то, кого я не знаю… А он знает обо мне все! Это чудовищно! – говорит Катрин, не переставая всхлипывать.
Оливье чувствует, что у нее вот-вот начнется истерика.
– Вы уверены, что не знаете его? Может быть, это ваш муж?
– Мой муж? Вы с ума сошли! Он ничего не знает. И потом, я об этом уже думала, он не стал бы присылать мне эти ужасные письма…
А ВДРУГ мама от нас уйдет?
С ним она выглядит такой счастливой! Я никогда раньше не видела у нее такого взгляда, наверное, это и называется «быть влюбленной»! Глаза у нее сияют так же, как у некоторых девочек из института, когда они идут на свидание со своим парнем… Со мной такого никогда не случится, я даже не понимаю, что мужчина может дать женщине… кроме этого, разумеется! Бабушка права, она потаскуха! Она всегда думала только о себе – о своих тряпках, о своем теле… А теперь вот этот мальчишка, немногим старше Тома… Моя мать – потаскуха!»
По щекам Виржини струятся слезы. Время от времени, когда они щекочут ей губы, она смахивает их. Она сидит у себя в комнате на кровати, подтянув колени к груди, и пишет. Виржини ведет дневник вот уже три года, с тех пор как на первом курсе открыла для себя Фрейда. Она подумала тогда, что дневник мог бы ей помочь, раз уж у нее нет денег на психоаналитика. Она знает, что не скоро сможет себе это позволить, так как у Салернов считается, что к психоаналитику ходят только сумасшедшие и что это настоящий позор. Правда, если бы ей действительно было нужно, она могла бы попросить у матери… Но попросить чего? Помощи и нежности, которых та никогда не проявляла, или денег, чтобы она могла поливать грязью Салернов, рассказывая постороннему человеку о мерзостях, которые она пережила? С таким же успехом она может описать все это на бумаге – так, по крайней мере, маме не придется лишать себя новых платьев!
Виржини чувствует, что у нее нет сил противостоять этому очередному испытанию. Ей и без того тяжело жить. А теперь новые образы наслаиваются на те, которые давно и неотвязно преследуют ее, лишь усугубляя ее мучения. Она с убийственной отчетливостью представляет себе свою мать, лежащую обнаженной в объятиях молодого человека. Это невыносимо.
Вечером Катрин не переодевается, как делает обычно, вернувшись домой. Она рассеянно смотрит телевизор, дожидаясь возвращения Жана. Тот приходит по своему обыкновению в восемь часов и выглядит удивленным, застав ее сидящей на диване в гостиной.
– Что ты здесь делаешь? Уже вернулась?
Он произносит это слегка раздраженным тоном, поскольку очень дорожит этой короткой передышкой перед ужином, во время которой он может полностью расслабиться.