— Стенной, ваш-бродь.
— Стенной… чаю и сахару не получил.
— Никак нет, получил сполна! — испуганно выкрикнул солдат.
— Как получил? Куда же ты его девал?
— В расход вывел, по случаю жары.
Рука в белой перчатке быстро поднялась. Голова Степного мотнулась от удара.
— Не выводи другой раз в расход преждевременно, сукин сын.
Он перешел к следующему.
— Чай и сахар есть?
Солдат — маленький, щупленький, вихрястый, — вздрогнув, втянул шею и прикрыл глаза.
— Никак нет.
— Тоже израсходовал преждевременно?
— Так точ…
Бац!
Полковник переступил еще на шаг влево. На перчатке ржавым пятном закраснелась кровь.
— Чаю и сахару нет. Получил сполна, израсходовал преждевременно, — отчеканил, не дожидаясь вопроса, солдат. В голосе — вызов.
Офицер и солдат с секунду смотрели друг другу в глаза.
Полковник повел плечом, стаскивая с руки испачканную перчатку.
— Ах, вот тут какие!.. Ну, тогда все понятно… Твоя фамилия?
— Иван Самойленко.
— Будем знакомы… — с расстановкой проговорил полковник. — Ну, что же… Поручик Востряков!
Адъютант звякнул шпорами.
— Пометьте: при опросе второй роты претензий не заявлено. Довольствие получено полностью. А впрочем… Может быть, все-таки у кого-нибудь претензии есть? — Он выждал. — Нет? Тем лучше! — И, круто повернувшись, он пошел к застывшей, в свою очередь, казачьей сотне. За ним двинулась и его свита.
Но тут случилось нечто, никаким уставом не предусмотренное. Из передней шеренги, неторопливо и спокойно, на два шага вперед, выступил солдат, нагнулся, поднял камень и на глазах всего державшего под козырек офицерства с размаху пустил его в спину удалявшегося начальника отряда. Булыжник лег между лопаток, по самой середине спины, отпечатав на кителе большое бурое пятно… Полковник шатнулся вперед от удара, но справился. Когда он — белый, как полотно, — обернулся к роте, шеренги стояли выровнявшись, как по тесьме, ружье у ноги. Офицеры по-прежнему держали под козырек.
— М-меня!.. — с усилием выкрикнул дрожащими, перекошенными губами полковник.
Ротный поспешно выдвинулся вперед, всем видом своим являя предупредительность и недоумение.
— Что прикажете, господин полковник?
Начальник отряда перевел глаза на фронт и протянул руку к Самойленко:
— Этот?!
— Осмелюсь спросить: в чем дело, господин полковник? — В слащавом голосе ротного — будто насмешка.
Полковник поднял было плечи, раздул ноздри… но раздумал. Круто повернулся и двинулся развалистым шагом к сотне.
— Здорово, братцы!
Церемониал смотра пошел своим порядком.
* * *
На обеде в «гарнизонном собрании» (комнатка рядом с канцелярией) начальник быть не удостоил: обедал один с женой и адъютантом. Вечером прислал просить меня к себе. Но я не пошел… Мне вообще сейчас людей трудно видеть — на душе не улеглось еще, не определилось. Надо одному быть.