Поднялись к нам кучкой: не удивились. Спрашиваем: Макшеват? — Макшеват, подлинно.
Мы остались в мечети. Гассан ножом засек зарубку на деревянной колонке террасы: первый день карантина. Надо считать, а то непременно собьешься: в такой жизни — времени нет.
Наутро осмотрелись: место дикое. Горы обступили в упор, срывистые, перекрытые арчой; верстах в трех-четырех от кишлака, у подножья огромного, отвесной стеной взброшенного кряжа — сосновый бор: редкость для Туркестана; и сосны — мачтовые, высокие, с могучею кроной. Полей запаханных немного, но кишлак явно зажиточный. Народ сытый, не оборванный, как в Маче или на Ягнобе. Халаты, рубахи — московских ситцев, не самотканые: тоже признак довольства. Насчет продовольствия нашего договорились быстро и без хлопот: взялись туземцы поставлять нам шурпу, и барана жареного, и лепешки за круглую цену: по две теньги в день на человека. Словом: как в швейцарском пансионе.
Четыре дня прошли незаметно: макшеватцы убирали хлеб, мы лазали с ними на далекие горные пашни — орудовали серпом, вязали, спускали снопы на дровнях. Зато следующие три показались годом: в работах перерыв; ходить по горам без цели не тянуло, да и устали мы за жатвенные дни. От непривычного напряжения долго ныли мышцы. Поэтому валялись на кошмах без дела.
Под вечер пятницы (седьмой день нашего пребывания в Макшевате) пришел после намаза старшина. Кстати сказать, на удивление нам, строго блюли макшеватцы все предписания закона мусульманского: и пятикратную молитву и уставные омовения. Даже на работах. Обычно же в горах к религиозным обрядам туземцы относятся небрежно: недели целые едешь — не слышишь призыва муллы, в мечеть сходятся только на беседу. Не молятся горцы. А здесь — иное. Спросил об этом старшину.
— Святым живем, — ответил старик, лукаво сощурясь. — Не будем обряда держать — разгневается святой Ходжа-Исхак, загибнет кишлак с голоду.
Мы насторожились.
— Прославь же нам святого Исхака, — начал я должной формулой.
Но старшина, не отвечая, стал всматриваться в тропу, сматывавшуюся с восточного хребта: по ней сколопендрой сползала вереница людей, пеших, с посохами.
— Богомольцы идут. На поклонение святому Исхаку. Придется вам потесниться: прибежище богомольцам — мечеть; нет иного места.
— А где же у вас Исхак?
Старик указал на отвес массива в тупике ущелья над сосновою рощей.
— Что же ты раньше не сказал нам?
— А ты спрашивал? — Он засмеялся одними глазами. — Только дурак говорит, когда его не спрашивают.
Караван богомольцев медленно подтягивался к нам, качая посохи с подвязанными к ним тыквами.