Вьюки, те — попросту, идут самотеком: на кошму, ногой поддать: катятся; снизу, у камней, перенимают.
Спуск прошел благополучно, только Саллаэддинов конь ободрал себе бабки о наст, провалившись уже у самого низа, да из вьюка вырвалась, скатилась в расселину фляга с формалином. Формалина у нас много, убыток невелик.
Бухарцы встретили нас в селении у подножья перевала. Тот, что назначен эмиром сопровождать нас по бухарским владениям, носит уже высокий по-тамошнему чин — джейачи, капитан бухарской гвардии; это хорошо — ехать будет удобнее и работать легче. Местные власти считаются не с самым приказом о содействии, но с чином, который им этот приказ предъявит.
Сам джевачи — немолодой уже, осанистый, плечистый, чернобородый, в пышном халате: широкие оранжевые полосы по желтоватому полю. Малиновый бархатный пояс, украшенный серебряными с чернью бляхами. К поясу привешены: с левого бока кривая раззолоченная сабля, с правого — тисненой кожи сумка с подвесами: знак чиновничьего его достоинства. В сумке фирман эмира — хороший фирман: всюду провести, все показать, что ни пожелает, принимать повсеместно, как личного гостя эмира.
При джевачи три джигита. Я встретил его по всей строгости бухарского придворного этикета и тем сразу завоевал его благорасположение. Великую и подлую силу имеет обычай.
Все было готово на случай, если бы мы пожелали немедленно выступить дальше.
— Куда поедем отсюда?
— В Каратаг, к беку гиссарскому.
— Чох якши, очень, очень хорошо. Сегодня же ночью у бека будет гонец с вестью о вашем благословенном приезде.
— Бек прежний? Тот же, что и в прошлом году? Я ведь был уже в Гиссаре в последнюю мою поездку.
— Тот же, кушбеги, тот же, — кивает головою джевачи. — Все по-прежнему: и бек, и Рахметулла.
— Как Рахметулла? — У Гассанки посыпались из рук куржумы.
— Да, и Рахметулла, — опуская глаза, подтверждает джевачи. — Уже месяца три в прежней должности.
— Чего вы всполошились? — удивляется Жорж. — Тебе-то не все равно, чи Рахметулла, чи кто?
— Нет. С Рахметуллой история особая. Ее надо отдельно рассказать.
Рахметулла — казанский татарин; вырос в России, кончил шесть классов гимназии; своевременно и благоразумно предпочел вместо прозябания на ограниченных правах где-нибудь в глухом Заволжье, с неизбежной и крутой солдатчиной и прочим, — перекинуться в Бухару, где его хорошее знание русского языка и высокий, для туземца, образовательный ценз сулили возможность блестящей служебной карьеры. И он действительно сделал ее: в прошлогоднюю поездку мою я застал его в Каратаге помощником гиссарского бека — первого, по рангу, бека Бухары.