– Однако как долго тянутся переулки! Когда же выедем на главную улицу? – спросил у Пизани Кутузов.
– А мы уж давно едем по ней, – ответил советник посольства.
Стамбул вблизи оказался хуже, нежели можно было предполагать, глядя на него издали.
Михаил Илларионович терпеливо ехал, раздумывая о турках. Присматриваясь к ним, он находил в их характере много противоречий.
Турок три раза в день совершает омовения, у него на каждом шагу прекрасные мраморные фонтаны с обязательной надписью из корана: «Вода все оживляет», и в то же время он – неопрятен. Вот у этого щеголеватого бин-баши из-под нарядного мундира выглядывают рукава грязной сорочки.
Турок как будто воздержан в еде, но в то же время у него за обедом подают десятки блюд…
Кутузов ехал, с интересом глядя по сторонам.
Наконец впереди показалась высокая белоснежная стена, – видимо, начинался султанский сад.
Пока тянулись улицы, бин-баши, молодой, красивый турок, сохранял полное спокойствие. Он гордо ехал впереди всех, с удовольствием посматривая по сторонам и не предчувствуя, какой рискованный шаг замышляет этот стеленный, важный русский посол.
Вот и широкая калитка с красивой резной мавританской решеткой. Возле нее, скрестив ноги, сидел в дремотной позе черный евнух с ятаганом за широким красным кушаком.
Бин-баши уже миновал евнуха, когда посол, ехавший сзади, вдруг повернул к запретной калитке.
Бин-баши быстро поворотил коня и, подскакав к послу, стал торопливо объяснять ему, что в этот сад въезжать никому не дозволено.
– Скажите ему, Николай Антонович, что я это и сам прекрасно знаю! – спокойно ответил Кутузов, продолжая ехать к калитке.
Евнух очнулся от своей дремоты, с неожиданной легкостью вскочил на ноги и кинулся в калитку.
Кутузов уже подъехал к решетчатым дверям, когда перед ним вырос второй черный евнух, – видимо, какой-то старший: у него на голове вместо тюрбана торчала шапка, похожая на бутыль.
– Кто едет? – свирепо вращая белками, закричал евнух, загораживая собою дверь.
– Посол императрицы Российской, принесшей оттоманам мир! – невозмутимо ответил Кутузов.
Бин-баши, которому, вероятно, было приказано вообще ни в чем не перечить послу и который видел, с какими почестями встречал русского генерала сам султан, закричал что-то.
Евнух продолжал стоять на месте.
– Если ты въедешь в сад, солнце падишаха перестанет освещать мою голову! – в отчаянии завопил он, видя, что Кутузов не намерен отступать.
– Что он говорит? – обернулся к Пизани Михаил Илларионович.
– Султан казнит его, если мы въедем в сад!
– Скажи ему: не казнит, а наградит. Он впускает в сад посла монархини, перед которой ничто не вянет, а все цветет!