Наконец Жакоб разжал руки. Он помог принцессе снять пальто и осторожно положил его на спинку кресла.
– Теперь ты видишь, где я работаю в свободное от больницы время. – Он обвел рукой комнату. – Мой отец мудро рассудил, что ему пора уйти на пенсию, и переехал жить на юг. Чтобы было чем заняться, открыл там клинику для рабочих. – Жакоб иронически улыбнулся. – Его квартира для приема пациентов досталась мне. Очень мило с его стороны, особенно если учесть, что отец недоверчиво относится к психическим заболеваниям – во всяком случае, к наиболее сложным их разновидностям.
– Жаль, что мир не обратил вовремя внимания на психическое заболевание герра Гитлера, – заметила принцесса. – Десять лет назад, возможно, даже я могла бы что-то изменить. Тогда мы были бы избавлены от удовольствия наблюдать работу раскрепощенного подсознания этого господина.
Лицо принцессы посуровело, хотя тон продолжал оставаться шутливым.
Вновь наступила пауза. Жакоб и Матильда смотрели друг другу в глаза. Оба поняли, что, несмотря на разлуку, по-прежнему остались единомышленниками.
Жакоб наполнил хрустальный бокал и предложил принцессе.
– Почему ты пришла, Матильда?
Она была несколько обескуражена прямотой вопроса, а потому ответила сразу, безо всяких вступлений:
– Я пришла сказать, что ты – отец очаровательной девочки, моей дочери.
Эти слова были сказаны тихо, но отчетливо. Темные глаза смотрели на Жакоба в упор.
Он замер без движения, и это оцепенение продолжалось так долго, что Матильде начали казаться оглушительно громкими и стрекот пишущей машинки, доносившийся из соседней комнаты, и отдаленные телефонные звонки, и даже стук собственного сердца. Не выдержав, она отвела глаза.
– Матильда, почему ты не связалась со мной раньше? – он тяжело опустился в кресло. Вид у него был грустный, потерянный. – Почему, Матильда? Почему? Неужели я стал для тебя настолько чужим? Или в мире, в котором ты живешь, слово «отец» уже ничего не значит?
Он ничего не понял, подумала Матильда и вздрогнула. Потом гордо расправила плечи.
– Ну разумеется, во всем виноват я сам, – вздохнул Жакоб и принялся расхаживать по комнате. Дыхание его стало прерывистым. – Прости меня, Матильда. За столько времени я не написал тебе ни строчки.
Он взял ее руку, поднес к губам, не отрывая взгляда от ее лица.
– Должно быть, тебе было очень трудно. Но… – Он сделал паузу. – Что еще я могу сказать? – Отвернулся, горестно взмахнул рукой. – Если б я знал, я немедленно примчался бы к тебе. Немедленно!
Его голос дрогнул.
Только сейчас с сердца Матильды упал груз.