– Не беспокойтесь, это всего лишь я, – просюсюкал он.
Сильви увидела спущенные пижамные штаны, зажатый в кулаке член, остекленевшие глаза. Она хотела ударить его со всей силы, но вместо этого лишь плотнее завернулась в одеяло. Хозяин попытался стянуть с нее покрывало, дотронуться до голого плеча. Сильви отодвинулась.
– Герр Карл, – ледяным тоном сказала она. – Во-первых, я замужем, во-вторых, я беременна.
Он замигал, отчаянно дергавшийся кулак замер, потом хозяин, причмокивая, прошептал:
– Ничего, ничего. Это совершенно неважно. Вы такая красивая.
Он притянул ее к себе, попытался накрыть ее рукой свой пах. Сильви отпихнула его, выскочила из кровати. То ли от удара, то ли от вида ее наготы, но герр Карл распалился пуще прежнего. Глаза его зажглись огнем, эрекция еще более усилилась. Он придвинулся к Сильви.
– Герр Карл, я вызову полицию! – выкрикнула Сильви, сама понимая, что говорит глупости. Она выпрямилась в полный рост и оказалась на целую голову выше, чем он.
– Слышите, полицию!
– Полицию? – сдавленным голосом повторил он, и на белую простыню брызнуло семя. – Это я ваша полиция.
Он смотрел на нее с торжествующей гримасой, в которой смешивались угроза и отвращение.
– Не надо так сильно задаваться, фрау Сильви. Вы ведь всего лишь полячка, не так ли? Вам известно, что герр Гитлер думал о поляках. Он считал вас расой недочеловеков, рабов. Вашей нации на земле не место.
Герр Карл залился безумным хохотом и показал на стену.
– Видите маленькую дырочку? Я давно наблюдаю за вами. Я знаю, какие вы, женщины.
Презрительно тряхнув головой, он развернулся и вышел, а Сильви осталось стоять посреди комнаты, дрожа от холода.
Она быстро собрала вещи и, стараясь не шуметь, вышла на лестницу. Ее трясло от омерзения. Сильви испытывала странное оцепенение и растерянность. Ей казалось, что впервые за минувшие годы гнилостное дыхание войны опалило ее своими миазмами. Сильви долго сидела на вокзале, дожидаясь поезда. В конце концов он пришел, и она продолжила свой путь. В Остраве пришлось сделать еще одну пересадку, снова дожидаться поезда, и лишь затем она наконец оказалась в Кракове.
Когда Сильви ступила на землю бывшей королевской столицы, ее растерянность не исчезла, а, наоборот, увеличилась. Сильви уже плохо понимала, зачем она сюда приехала, какая сила вынудила ее совершить это тягостное путешествие. Поездка, которая в обычные времена заняла бы от силы два дня, растянулась почти на две недели. Молодой женщине казалось, что начало ее странствий теряется где-то в далеком прошлом.
Она шла по грязным полузабытым улицам, где пахло мусором и нищетой. Худосочные детишки играли в тени каменных домов, взрослые спешили куда-то по своим делам. Повсюду раздавалась русская речь, и от этого у Сильви создавалось впечатление, что она разучилась понимать свой родной язык. Необходимо было найти комнату, отдохнуть. Сильви стала читать объявления, которыми были обклеены стены домов. Но комнат здесь не предлагали. Все объявления были похожи одно на другое: «Если кто-то видел мальчика восьми лет с каштановыми волосами по имени Томаш Пжемик, сообщите, пожалуйста, Розе Пжемик, проживающей по адресу…», «Тадеуш Коморовский, пятидесяти лет. Исчез в Варшаве пятого августа 1944 года. Будем признательны за любые сведения…» Сильви читала объявления, чувствуя, что ее начинает колотить дрожь. Я тоже должна разыскать Анджея, вспомнила она. Нужно тоже расклеить объявления, обратиться в газеты.