– Обратно поедете? – спросил пан Стах.
Сильви кивнула, потом, передумав, отрицательно помотала головой.
Видя ее нерешительность, возница пожал плечами:
– Ладно, если я вам понадоблюсь, скажите Митеку.
Он махнул рукой куда-то в сторону конюшни.
Сильви заметила, что там стоят два военных джипа.
У парадного входа Сильви позвонила в большой медный колокольчик и стала ждать. Она сама не знала, что скажет. Ее «я» как-то съежилось, утратило реальность. Колокольчик висел на двери гораздо ниже, чем ей запомнилось из детства. Краска на косяке облупилась, разлохматилась клочьями.
На пороге появилась медсестра в потрепанном халате. Сильви открыла рот, хотела что-то сказать, но не смогла. Медсестра осмотрела ее с головы до ног и внезапно улыбнулась. Она взяла у Сильви чемоданчик и провела ее внутрь.
– Нет, не в этом дело, – запротестовала Сильви. – До войны это был мой дом. Я приехала на него посмотреть. Хочу побывать на могиле у родителей, у брата.
Она всхлипнула.
– Да-да, само собой, – успокаивающе покивала медсестра, явно не веря ни единому слову.
Она еще раз взглянула на выпирающий живот, потянула Сильви за собой.
Та больше не сопротивлялась. Она прислушивалась к звукам, доносившимся со всех сторон – какие-то шепоты, стоны, писки. Сильви заглянула в дверь бывшей гостиной и увидела длинный ряд коек.
– Пойдемте. – Медсестра подтолкнула ее к широкой лестнице.
Вот дверь, за которой располагалась родительская спальня.
– Нет, нам не сюда.
Медсестра открыла следующую дверь, там когда-то находился музыкальный салон. Но теперь здесь не было ни рояля, ни сияющей лаком виолончели. Вместо этого – четыре кровати, три из них заняты, одна свободная.
Сильви досталась койка у окна. Она подошла к подоконнику и увидела в меркнущем свете дня часовню, край луга и целое море деревьев. Медсестра сняла с нее пальто.
– Все будет хорошо, – ворковала она. – Ничего страшного. Раздевайтесь. Вот, умница. Как вас зовут? Документы у вас есть?
Сильви не спорила, не сопротивлялась, а просто смотрела в окно. В памяти у нее звучал этюд Листа, голос отца, повторявшего: «Быстрее, еще быстрее». Вот раздался звонкий смех Тадеуша. Сильви откинулась на пухлую подушку, закрыла глаза, беззвучно зашевелила губами. Откуда-то донесся женский шепот:
– Бедняжка, совсем выбилась из сил.
Сильви задремала.
Проснулась она от мужского голоса, говорившего что-то на странной смеси польского и русского. Горела лампа, возле соседней кровати сидел высокий мужчина в военной форме. Красивое лицо, живые, темные глаза. Офицер гладил по руке лежащую на койке женщину.