Они сидели вчетвером на каменных плитах, на вершине Пирамиды Ока, в бронекостюмах, потому что были на посту, но без перчаток и шлемов. В составе МЗЭП МП снова произошли перестановки. Теперь они были Первым взводом роты «Альфа» — в нее вошли все участники Битвы за «Сурибаши», или Битвы на Пирамиде, которая состоялась три недели назад.
Члены их компании называли себя «пирамидиотами», и это прозвище прижилось.
Гарроуэй повернул голову, вглядываясь в темнеющую панораму, которая разворачивалась вокруг. Начиналось затмение. Он отдал мысленную команду своему зрительному центру, и вживленные в радужку наноимплантанты начали принимать больше света. Еще несколько человек из роты «Альфа» стояли в карауле на вершине пирамиды или сидели, привалившись к стенам нанокретного купола. Купол прикрывал пролом в верхней площадке пирамиды. Теперь здесь размещалась база огневой поддержки. Копье, на котором был поднят американский флаг, заменили высокой мачтой, установленной на самой вершине купола. Внутри купола трудились местные рабочие — думу-гир из деревни Ха-а-дру-дир: под руководством инженеров Корпуса они заделывали пролом каменными блоками. Высоко над Новым Шумером кружилась пара «трутней» — бессменный патруль Морской пехоты.
Через силу проглотив остатки пива, Джон протянул пустую банку Дюнну.
— Ур-ра-а! — взревел сержант.
Шлеп! И банка превратилась в жестяную лепешку.
— Теперь твой тост, Гари, — Вомицки передал Джону еще одну жестянку.
— Что?!
Джон дернулся, но через миг понял, что обращаются к нему. Гари Гарроуэй. Так его прозвали еще в Центре подготовки новобранцев. Нельзя сказать, что он был в восторге от этой клички, но она символизировала окончательный разрыв с его прежней личностью, со штатским по имени Джон — с именем, которое, казалось, пристало к нему на века.
— Твоя очередь. Кого назовешь?
Черт, кого назвать? Они уже помянули всех, кто был в их штурмовой группе и погиб в этих боях. Но еще много морских пехотинцев — мужчин и женщин — сражались и погибли рядом с ним на этом маленьком клочке иной планеты. Тех, чьих имен он так и не узнал.
— Вы просто хотите, чтобы я надрался, — сказал он.
— А как же, — усмехнулся Дюнн. — Это часть церемонии.
— Ну… — с минуту Джон размышлял, потом вскрыл банку и поднял ее к небу. — За всех наших ребят. За всех, кто погиб, и за то, чтобы в будущем их гибло поменьше. За прекращение огня. Надолго.
— Аминь! — закончил Вомицки.
— Золотые слова, — добавил Дюнн, принимая новую банку. — Ур-ра!
На этот раз они выпили залпом. Дюнн принял у Джона пустую банку и снова расплющил ее о свой лоб.