– Отставить огонь! – крикнул Линкольн.
Его голос потонул в грохоте выстрелов.
Звуки стрельбы на миг парализовали толпу на улице. Но уже в следующую секунду все пришло в движение – дети истерически заорали, а копы бросились к зданию.
Из спортзала выбежала учительница, крича:
– Нужна «скорая»!
Клэр пришлось продираться сквозь хлынувший из дверей встречный поток. Поначалу она видела только беспорядочное месиво фигур – мужчины в бронежилетах, бумажные транспаранты, порхавшие в темноте, словно привидения… В воздухе пахло потом и страхом.
И кровью. Пробираясь к толпе полицейских, Клэр едва не угодила в красную лужу. В центре толпы на полу сидел Линкольн, обнимая обмякшее тело мальчика.
– Кто отдал приказ? – охрипшим от гнева голосом спросил он.
– Полицейский Долан подумал…
– Марк? – Линкольн поднял взгляд на коллегу.
– Это было совместное решение, – сообщил Долан. – Комиссар Орбисон и я… мы знали, что мальчик вооружен…
– Он хотел сдаться!
– Мы не знали!
– Убирайся, – рявкнул Линкольн. – Давай, проваливай отсюда!
Долан развернулся и, оттолкнув стоявшую рядом Клэр, направился к двери.
Она опустилась на колени рядом с Линкольном.
– «Скорая» подъехала.
– Уже поздно, – проговорил он.
– Дай мне посмотреть на него!
– Ты уже ничего не сможешь сделать. – Он взглянул на Клэр, и в его глазах заблестели слезы.
Она взяла мальчика за запястье и не обнаружила пульса. Линкольн разжал руки, и Клэр увидела голову мальчика. То, что от нее осталось.
В ту ночь он нуждался в ней. Тело Барри Ноултона увезли, закончилась мучительная встреча с убитыми горем родителями, и Линкольн оказался в плену репортеров, под прицелами фотовспышек. Дважды он срывался и плакал прямо перед телекамерами. Он не стыдился своих слез, не скупился на гневные высказывания по поводу методов разрешения кризиса. Он знал, что тем самым предъявляет тяжкое обвинение своему начальству, городу Транквиль. Но сейчас это не имело значения. Он твердо знал одно: мальчика подстрелили, как оленя в сезон охоты, и кто-то должен за это ответить.
Ведя машину сквозь целую галактику снежинок, он вдруг понял, что ему невыносима даже мысль о возвращении домой, где его ждала еще одна одинокая ночь.
Вместо этого он поехал к дому Клэр.
С трудом выйдя из машины, утопая по щиколотку в снегу, он чувствовал себя несчастным странником, который ищет приюта. Он взошел на крыльцо ее дома и долго стучал в дверь, но никто не отвечал; его охватило отчаяние при мысли о том, что ее нет дома, что здесь его никто не ждет. И что остаток ночи ему суждено провести без нее.
Но вдруг наверху зажегся свет, и его теплое сияние заставило светиться падающие снежинки. Через минуту дверь открылась, и на пороге показалась она.