Они вошли в небольшую кондитерскую, по раннему часу, да и по первому дню недели – пустую совершенно, если не считать какого-то старика, сидящего в самом дальнем углу перед чашкой кофею, и побирушки, пристроившейся у самых дверей. Заняли столик у окна, но так, чтобы подальше от прилавка.
– Вы что предпочитаете? Чай, кофей? – все так же хмурясь, спросил Ковалев.
– Чай, – ответила Катя, отводя глаза.
Смотреть на Сергея Юрьевича ей почему-то не хотелось, может, потому, что он был особенно нынче хорош собой, и эта бледность и даже эта суровость и хмурость ему шла больше, чем давешняя любезность и самоуверенность.
– Пару чаю, будьте любезны, – сказал он миловидной барышне. Та кивнула и улыбнулась, но он вряд ли это заметил.
Они сидели и молчали. Подали чай.
– Вы ведь поняли? – наконец выдавил из себя Ковалев и, опустив смоляную голову, тяжело вздохнул. – Я сейчас все вам расскажу, вот только… – он выпрямился и подпер подбородок ладонью, поднял взгляд куда-то чуть выше Катенькиного плеча.
Лицо его приняло крайне задумчивое выражение, да и смотрел он как-то странно, вроде и в никуда, а между тем в темных синих глазах отражалось нечто такое, что сомнения быть не могло – человек что-то рассматривает с самым пристальным вниманием. Сергей Юрьевич посмотрел-посмотрел, похлопал длинными ресницами, прищурился, потер подбородок и сказал такое, от чего сердце у Катеньки обмерло:
– Я знаю, где его искать. Идемте! – он тут же поднялся, бросил ленивым привычным жестом на столик деньги из кармана и, снова подхватив Катеньку за локоток, вывел ее из кондитерской.
На улице загадочный чиновник Катенькин локоток оставил, крикнул «ваньку» и, что-то ему объяснив, обратился к Катеньке, приглашая с собой:
– Ну же, вы ведь не откажите себе в удовольствии его лицезреть!
Катенька себе в таком удовольствии отказать и вправду не могла. Она села в сани, дождалась, пока кучер – здоровенный детина в бараньем тулупе – укутает им с Ковалевым ноги такой же овчиной, что была и на нем надета, и только когда сани двинулись, спросила:
– И где же он обитает?
– А вот это мы сейчас и узнаем! – молодцевато ответил Ковалев и глянул на Катеньку сбоку, будто по сердцу полоснул.
По дороге выяснилось, что едут они к Тверской, более того, остановились сани напротив Брюсовского переулка, почти рядом с генерал-губернаторским дворцом, только целью оказался большой четырехэтажный дом, выкрашенный в темно-серый цвет, с огромными окнами бельэтажа, с выступами, в углублениях которых располагались высокие чугунные решетчатые лестницы, служившие входом. В этот доме помещались многочисленные лавки и винный погребок, куда, Катенька это знала, наведывается и кое-кто из ее слуг, но только по большим праздникам.