– Ваша бабушка была уникальной женщиной, – произнес Сергей Петрович, – весьма нестандартного мышления.
– Если в столь завуалированной форме вы хотите сообщить мне о том, что Фася резалась в карты на деньги и была хорошо известна в подпольных игорных домах, то можете не стараться, я великолепно знаю о ее привычках и не осуждаю![2]
– Ежик, спрячь иголки, – по-детски отреагировал Сергей. – Афанасия Константиновна была храброй дамой. Она резко осудила своего сына, но тем не менее забрала его ребенка.
– Какого сына? – подскочила я. – У бабушки была дочь, моя мать!
– Нет, – покачал головой Водоносов.
Я попыталась прийти в себя.
– Вы хотите сказать, что Фася мать моего отца?
– Именно так, – подтвердил Сергей Петрович.
– Но она никогда не упоминала о нем! Ни единым словом! – растерялась я. – И я всегда полагала, что бабуля моя родственница со стороны мамы!
– Почему? – задал естественный вопрос Водоносов.
– Действительно, – призадумалась я, – может, просто принято считать, что дети остаются с мамами и их родственниками?
– В вашем случае вышло наоборот.
– Афанасия практически ничего не рассказывала о моих родителях, – ошарашенно протянула я, – но о маме она все же обронила пару слов, а вот папа был табу. Я считала, что он обманул невинную девушку и сбежал, поэтому несостоявшаяся теща вычеркнула его из памяти.
– И вас не удивляло, что Афанасия не скорбела о дочери? Не показывала вам фото? Не рассказывала всякие истории?
– Елена Ивановна и Иван Петрович погибли во время отпуска, – залепетала я, – мне в ту пору исполнилось несколько месяцев. Общих снимков с папой и мамой у меня не было. В годы моего детства фотоаппараты были далеко не у всех, во-первых, из-за их дороговизны, а во-вторых, проявка пленки дело муторное, люди предпочитали ходить в студии, где их «щелкали» профессионалы. А еще в нашем доме случился пожар, фотоальбом погиб.
– Можете не вдаваться в подробности, – пожал плечами Сергей Петрович, – ладно, снимков нет, но почему бабушка не делилась своими воспоминаниями? Отчего она категорически не желала говорить вам о ваших родителях? Или все же рассказывала, но взяла с вас обещание хранить тайну?
– Семейный альбом сгорел во время пожара, – напомнила я, – а о моих родителях Фася молчала. Почему, не знаю! Хватит играть со мной в кошки-мышки. Выкладывайте, в чем дело, или я ухожу! История родителей может быть интересна только их ребенку. Я выросла с сознанием того, что и папу и маму мне заменила бабушка, можете не верить, но никаких моральных терзаний от своего сиротства я не испытывала. В подростковом возрасте у меня был период острого любопытства, но оно погасло. Для меня и отец и мать фантомы, я по ним не тоскую. Нельзя испытывать привязанность к тем, кого не знаешь!