Конан еще не решил, как относиться к человеку, с которым его познакомил дознаватель Рекифес. Понятно, что воин из уважаемого Шетаси, чей живот напоминает вместительный пивной бочонок, никакой. Надо полагать, единственное достоинство уль-Айяза – отличное знание шадизарской жизни. Тоже неплохо и полезно. Стоит повнимательнее слушать его рассуждения, пусть они чрезвычайно многословны и не всегда вразумительны.
На ступенях широкой лестницы храма, сложенной из желтоватого песчаника, шла какая-то возня – с криками, частыми взмахами рук и пронзительными взвизгиваниями. Вот из общей свалки выпал растрепанный серый ком, лихо кувырнулся по ступенькам, шлепнулся и, прихрамывая, споро заковылял прочь. Иногда существо – обычный сухоногий побирушка – оборачивался, понося собратьев по ремеслу на туранском и шемском наречиях. Державшаяся в отдалении группка зрителей приличного вида одобрительно засвистела.
– Разогнать? – с готовностью предложил Конан, сообразив, что у храма происходит обычнейшая свара между нищебродами, делящими лучшие места.
Шетаси в притворном ужасе схватился за сердце:
– Мальчик, ты на солнце, случаем, не перегрелся? Или тебе не растолковали, где ты имеешь честь служить? В Сыскной Когорте месьора Рекифеса! Запомнил? Драки между нищими, мелкие жульничества, обсчеты, обвесы, обмеры, торговля гнилым сукном и прочая чепуха нас никоим образом не касаются. Пусть этим городская стража занимается, за то ей деньги платят.
– Что тогда касается нас? – немедля пожелал выяснить Конан.
– Ну-у… – уль-Айяз внушительно поднял толстый палец, украшенный кольцом с большим, но показавшимся варвару поддельным рубином. – Убийства. Кражи и мошенничества, совершенные с особым размахом. Контрабанда. Вымогательство и еще вот такие предприимчивые бездельники…
С последними словами, прозвучавшими невнятной скороговоркой, почтенный старший письмоводитель с неожиданной для его возраста и комплекции стремительностью развернулся, ловким (наверняка отработанным за многие годы) жестом сгреб за шиворот неприметного малорослого типа, размашисто встряхнул, как кошка трясет пойманную мышь, и развернул физиономией к себе. Пойманный отчего-то не вырывался, не голосил, заверяя мир в своей невиновности, и только пробурчал:
– Доброго здоровьичка, месьор Шетаси.
– За мое здоровьичко не беспокойся, свое побереги, – рыкнул вышепоименованный месьор. – Ну-ка брось! А ты, юноша, подбери.
Типчик покорно разжал пальцы. В дорожную пыль грузно шлепнулся увесистый кошель, каковой Конан не замедлил проворно подхватить.