Эта сюрреалистическая пастораль продолжалась довольно долго — терпение у Мары было железное, и она маялась от безделья, а господа шпики, как ни проклинали про себя судьбу, сойти с дежурства не могли.
— Двадцать четыре, — сказала Мара.
— Что?
— Я их считаю. Для разминки. Трое, скорее всего, были случайными прохожими, должны же и такие тут оказаться? Но за две дюжины тихарей ручаюсь. Сейчас пойду по второму кругу. Дай мелочь, у меня кончается.
— Уймись, — сказал Сварог беззлобно. — Люди на работе.
И посмотрел в сторону Монфокона. Оттуда несколькими потоками тянулся над городом тяжелый черный дым, и, если приглядеться как следует, можно было различить крохотные языки огня и отблески косых лучей заходящего солнца на парадно начищенных алебардах и наконечниках копий. Историческую виселицу застилал дым, и рассмотреть ее не удавалось, да Сварог и не стремился. Король правил кровавую тризну, все изловленные к тому времени адепты «Черной благодати» прощались с жизнью, и почти каждый — довольно медленно.
— Адмирал катит, — объявила Мара и к превеликому облегчению тихарей ссыпала оставшиеся медяки в карман.
Амонд подъехал один. Шпики старательно сделали вид, что знать его не знают. На сей раз старик был без формы, в темном дворянском платье, с белой траурной лентой на шляпе. Он небрежно бросил поводья одному из топтунов, подошел к Сварогу и встал у парапета, заложив большие пальцы за пояс. Сварог, не переменив позы, исподлобья смотрел на него.
— Там, в башне, ничего не нашли, — сказал адмирал. — Более того, окно, на которое указывают все достойные доверия очевидцы, и не окно вовсе — это вентиляционный проем размером с тарелку, и ведет он на чердачок в полчеловеческого роста высотой. Когда-то его специально сделали для голубей — тогдашний морской министр их любил. Попасть туда изнутри, с винтовой лестницы, невозможно — стена сплошная.
— Значит, где-то есть потайной ход.
— Но ни один человек не пролезет…
— Пролезет, если человек размером с мизинец, — сказал Сварог.
— О чем вы?
— Это моя забота, — сказал Сварог. — Раз вы не знаете, ничем мне помочь не сможете. И не будем об этом. У вас ко мне дело или?
— Я не хочу, чтобы вы считали, будто она погибла из-за меня. Король, узнав об обстоятельствах ее смерти, держался почти так же, как вы только что. Он тоже знает что-то, чего не знаю я, и ее смерть для него — не загадка. Страшная трагедия, но не загадка. Признаться, я впервые в жизни был на волосок от смерти не в море, а во дворце. Он махал мечом и орал, что зарубит меня и застрелится сам, что это мы ее убили, отправив в Хелльстад. К счастью, он умеет сдерживать гнев — хотя, с прискорбием должен заметить, на этот раз его заставила бросить меч не рассудительность, а далеко зашедшая болезнь и слабость, так что трезвомыслие возвращалось медленно. И я сказал ему то, что думал. Могу повторить вам то же самое. Либо виноваты мы все, либо не виноват никто, а третьего не дано. Если бы не появились вы, Серый Ферзь, если бы Таверо не получил от небес этого дара… Виновных так много, что нет ни одного. Так уж было угодно силам, с которыми нам не поспорить…